Сборник эссе известного американского левого антрополога и социолога Дэвида Гребера (1961-2020), вышедший в 2015 г., посвящен странным метаморфозам бюрократии в современном мире. Традиционно рассматриваемая как основа и болезнь модерного государства, она на рубеже 1970-80-х гг. была заклеймена и развенчана идеологами турбокапитализма, представившими её в качестве главного препятствия на пути экономического роста и общественного процветания. Под флагами борьбы с бюрократией был демонтирован и приватизирован государственный сектор экономики, отданы на откуп бизнесу общественные услуги и т.д. Казалось бы, бюрократия побеждена окончательно и бесповоротно, но и по сей день она остается опасным жупелом, которым радостно размахивают лоббисты крупного бизнеса, экономисты-либертарианцы и правые политики. Увы, практический опыт жизни на современном Западе показывает, что бюрократия никуда не исчезла, наоборот, её стало даже больше!
И если мы её не всегда замечаем, то это потому, что "мы попросту привыкли. Бюрократия стала средой, в которой мы обитаем... Мы больше не думаем о бюрократии, но она определяет каждый аспект нашего существования". Почему же мы о ней больше не говорим? Да потому что теперь это в основном не государственная, а частная, корпоративная бюрократия. Уничтожив "большое правительство", крупный бизнес просто перехватил контроль над нашей жизнью - и сразу же еще больше её усложнил. Он отнюдь не победил бюрократию, а просто поставил её себе на службу. Но в публичном представлении бюрократия по-прежнему приравнивается к государству, а свобода - к рынку. Этим постоянно и пользуются правые политики и идеологи, чтобы еще больше подчинить государство крупному бизнесу - и освободить последний от социального, трудового, экологического и любого другого регулирования. Современный капитализм, особенно американский, не признает бюрократию как свой становой хребет, но лишь потому, что "большинство американских бюрократических привычек и воззрений - от одежды и языка до дизайна формуляров и офисов - пришли из частного сектора".
Если в Европу бюрократия действительно пришла вместе с абсолютной монархией, то в Америку её привел крупный бизнес, и лишь со времен "Нового курса" Франклина Рузвельта в этой стране появилось сколько-нибудь значительное количество госслужащих. Но паттерны бюрократизма к этому моменту были уже сформированы крупными частными компаниями, госслужба же их просто восприняла и усвоила. Вот так и получилось, что "менеджеров средней руки или офицеров никто не считает бюрократами, даже если они целыми днями только и делают, что сидят за письменными столами, заполняют анкеты и готовят отчеты" (что одинаково относится и к полиции, и к спецслужбам). И уже полный разгул бюрократизма настал, когда американский капитализм перешел из индустриальной фазы развития - в финансовую. После этого стало вообще уже невозможно "определить, что является государственным, а что - частным". Объем бумажной волокиты непомерно разросся в результате деятельного сотрудничества государства и бизнеса, где первое делает вид, что защищает права потребителей, а второй усиленно зарабатывает на этом свою прибыль.
Все это бумаготворчество тщательно прикрывается риторикой о "дерегулировании", под которой скрывается все, что угодно, в том числе "пятикратное увеличение количества формуляров, отчетов, правил и норм, которые юристы должны будут истолковывать, и услужливых людей в офисах". Бланки становятся все длиннее и сложнее для заполнения, бюрократические приемы, разработанные в финансовых и корпоративных кругах с целью максимизации прибыли акционеров, "наводнили остальные сферы жизни общества - образование, науку, правительственные институты", да и всю человеческую повседневность в целом. И хотя на словах "союз правительства и финансов на все лады расхваливает рынки и личную инициативу, часто он приводит к результатам, которые поразительно напоминают худшие проявления бюрократизации в СССР или в бывших колониальных задворках глобального Юга". Почти в каждой сфере деятельности, где раньше считалось более эффективным учиться работать на практике, теперь требуют в качестве входного билета диплом, сертификат или еще какое-нибудь свидетельство - все под прикрытием разговоров о высоких стандартах и создании механизмов честной конкуренции.
Так стимулируется бесконечное расширение образовательной сферы, которая в США практически вся платная, по следующему алгоритму: корпоративизация образования - вытекающее из неё раздувание стоимости обучения - растущий спрос на дипломы и сертификаты - связанный с этим рост уровня задолженности студентов и выпускников. Так "правительство превращается в главный механизм извлечения корпоративных доходов", а самих должников "вынуждают все больше бюрократизировать свою жизнь, которую нужно организовывать так, как если бы они сами были маленькими корпорациями". Это надо как-то оправдывать, и вот уже возникает "культура соучастия" - всеобщее вранье о том, что в капиталистической системе вверх продвигаются "не за достоинства и даже не при помощи родственников, а в первую очередь благодаря готовности делать вид, будто карьерный рост основан на достижениях, даже если все знают, что это не так". Рассказывая сказки о меритократии, "каждый спешит выслужиться, утверждая, что действительно верит в то, что все так и есть". И снова на память приходит поздний СССР с его тотальным двоемыслием, где "одна мораль для кухонь, другая - для улиц"!
Во всемирном же масштабе разрекламированная глобализация, утверждает Гребер, тоже не имеет "ничего общего со стиранием границ и свободным движением людей, товаров и идей. Речь на самом деле шла о заточении все большей части населения мира в милитаризованных национальных границах, в рамках которых можно систематически уничтожать социальную защиту, создавая группу настолько отчаявшихся трудящихся что они будут готовы работать практически даром". Как участник антиглобалистского движения рубежа XX-XXI веков, Гребер заключает: "не имеет особого значения, пытается ли кто-то реорганизовать мир на основе бюрократической эффективности или рыночной рациональности: фундаментальные принципы у них одни и те же". Неслучайно бывшие советские чиновники так бодро переключились с тотального огосударствления на тотальную же маркетизацию - и попутно сумели резко увеличить собственное поголовье! За рыночным фасадом скрывается главный современный способ извлечения стоимости из всего существующего: использование государственных и корпоративных правил, следование которым обязательно, а нарушение карается исключением, нищетой и тюрьмой. "Все богатые страны сегодня содержат легионы чиновников, чья главная задача заключается в том, чтобы заставлять бедных чувствовать себя неполноценными", неспособными и аморальными субъектами. Почему? Да потому что в финанциализированном мире "стоимость - это конечный продукт бумажной волокиты и верхушка горы оценочных формуляров", причем неважно, кто их создает - социальный работник или кредитный офицер банка. И "все эти нити - финанциализация, насилие, технологии, слияние государственного и частного - сплетаются в единую, самоподдерживащуюся сеть". Сеть, в которую ловят нас с вами!