Американский политолог Джек Голдстоун — очередной, далеко не первый и не последний социальный ученый, попытавшийся разобраться в природе революций. Попытка небезынтересная, тем более что революций в мире за последние два столетия произошло много и разных. Скорее всего, они будут продолжаться и дальше, ведь ситуация на планете не становится лучше — скорее, наоборот. Поэтому изучение революций является в наши дни занятием весьма практичным. А значит, стоит поинтересоваться хорошими теориями, способными дать нам ключи к пониманию причин возникновения, движущих сил, механизмов и логики развития революций.
Известно много разных подходов к этой теме; своеобразие подхода Голдстоуна, предложенного им в работе 2013 г., проявляется прежде всего в интересе к их «субъективной» стороне. Он подчеркивает важность «идеологии и нарративов социальной справедливости для мобилизации и конечных результатов революции». Иными словами, состояние экономики, институтов, конфликты элит и прочие структурные факторы сами по себе не приведут к революции, если людей не зажгут идеи определенного рода.
Скажем, великий голод 1840-х годов в Ирландии ни к каким революциям не привел. Важны не столько нищета и неравенство сами по себе, сколько распространенное убеждение, что «существующее положение вещей не является неизбежным, а возникает по вине режима. Народ поднимается против власти, только когда элиты и другие группы населения бросают режиму обвинение в несправедливости». Если таких убеждений нет или они маргинальны, режим вполне может существовать и дальше, каким бы тяжелым ни было положение народа.
Поэтому и определение революции Голдстоун дает такое: «насильственное свержение власти, осуществляемое посредством массовой мобилизации (военной, гражданской или той и другой вместе взятых) во имя социальной справедливости и создания новых политических институтов». Здесь, однако, велика опасность предположить, что именно распространение радикальных идеологий (коммунизма, национализма, исламского фундаментализма и др.) само по себе приводит к революциям. По мнению автора, это не так: революционные идеологии «приводят к революционным действиям лишь тогда, когда уже произошел сдвиг в позиции элит, порождающий пространство и возможности для мобилизации людей вокруг новых убеждений».
Схема возникновения революций, как мы видим, довольно сложна, и это само по себе залог устойчивости для многих весьма недемократичных и малоэффективных режимов: «пока элиты едины и лояльны режиму, а большинство групп относительно довольны жизнью и предпочитают заниматься собственными делами, режимы могут оставаться стабильными в течение столетий вопреки любым трудностям и кризисам». Обычно общество находится в ситуации устойчивого равновесия, — позитивного или негативного, — и подорвать такое равновесие не так-то просто. Если представить общество как шар, то обычно он покоится на дне впадины; но бывают ситуации, когда этот шар оказывается на вершине горы, то есть равновесие превращается в крайне неустойчивое и чреватое коллапсом. В таком случае любое, даже незначительное воздействие может все изменить. Возникает революционная ситуация!
Автор, тем не менее, отказывает социальной науке в способности точно предсказывать революции. Они «подобны землетрясениям. Геологи умеют выявлять зоны повышенного риска, и мы знаем, что именно там землетрясения, скорее всего, и произойдут». Однако точное время толчка, его сила и последствия остаются за рамками возможности предсказания. Социологи могут выявить признаки социальных конфликтов или проблем, но предсказать революцию не могут. Что же это за признаки? Их пять.
Во-первых, это «проблемы в экономической и фискальной сферах, мешающие поступлению ренты и налогов в распоряжение правителей и элит». Во-вторых, «растущее отчуждение и оппозиционные настроения в среде элит». В-третьих, «революционная мобилизация, опирающаяся на нарастающее народное возмущение несправедливостью». В-четвертых, наличие и распространение «идеологии, предлагающей убедительный и разделяемый всеми нарратив сопротивления, объединяющей недовольство и требования населения и элит». Наконец, «успех революции часто зависел или от иностранной помощи, или от отказа в помощи правителю» извне, а также от иностранной интервенции. А значит, «революции необходима благоприятная международная обстановка».
Все пять условий совпадают редко. Кроме того, «трудно распознать их в условиях кажущейся стабильности». Поэтому революции обычно «оказываются полной неожиданностью для всех, включая правителей, самих революционеров и иностранных держав».
Революции часто происходят сериями, или «волнами» (изучению таких волн много внимания уделил, к примеру, Хантингтон). Голдстоун выделяет специфичные черты некоторых таких революционных волн. Для нас интереснее всего волна «цветных революций», захлестнувших некоторое время назад пространство бывшего СССР. Автор объединяет их в одну группу с антикоммунистическими «бархатными» революциями 1989-1991 гг. и подчеркивает их преимущественно ненасильственный характер.
Массовые ненасильственные протесты могут принести успех, «если они лишают правительство ресурсов, если военнослужащие дезертируют, если создается широкая коалиция из оппонентов власти, а иностранные державы прекращают помощь режиму или начинают оказывать на него давление». В случае с «бархатными» и «цветными» революциями особое значение имеет иностранный фактор, и это неслучайно: «ненасильственное сопротивление наиболее эффективно там, где правители зависят от поддержки со стороны демократической иностранной державы, которая не собирается терпеть беспощадного подавления мирной оппозиции или платить высокую цену за поддержку режима» (Индия-1947, Иран-1979).
И наоборот, существуют два фактора, которые в комбинации между собой часто предопределяют неудачу революций такого типа. Это независимость государства от внешних сил и позиция армии и сил безопасности. «Там, где лояльные и решительно настроенные военные поддерживают финансово сильное и независимое правительство, ненасильственное сопротивление обычно терпит неудачу, не выдерживая жестоких репрессий» (Иран-2009, Бирма-1988, Китай-1989, Гонконг-2019).
Рассуждая о будущем революций, Голдстоун отмечает: «в последние годы число стран, придерживающихся демократических принципов, уменьшается. Поэтому мы еще будем наблюдать, как люди мобилизуются, чтобы свергнуть свои правительства во имя социальной справедливости и новых политических институтов». Иными словами — новым революциям быть! И быть им там, где «совпадут пять условий, приводящих к коллапсу режима: экономический или фискальный кризис; раскол и отчуждение элит от режима; коалиция групп населения, которых волнуют разные проблемы; появление убедительного нарратива сопротивления; и благоприятная для революционных преобразований международная обстановка».
Чем же будут новые революции отличаться от старых? Во-первых, будет меньше насильственных революций и больше — ненасильственных. В пользу ненасильственных революций работают такие факторы, как всеобщее увлечение выборами, широкое распространение глобальных социальных сетей, обилие западных и прозападных НКО, нацеленных на подрыв «недемократичных» режимов в странах второго и третьего мира, и отказ США поддерживать с прежней решимостью лояльных им правителей-автократов за рубежом. Во-вторых, революции реже, чем прежде, будут приводить к власти радикальные и движимые идеологиями режимы — скорее всего, они будут порождать слабые демократии или прагматичные полуавторитарные режимы.
И последний прогноз (обратить особое внимание горячим сторонникам революций!): как и прежде, они не будут сразу приводить к утверждению стабильных демократий. «Революции порождают новые трудности и новую борьбу за власть. Большинство революций… принимали по ходу своего развития несколько конституций, осуществляли дискриминацию меньшинств, приводили к власти слабые правительства или скатывались назад, к авторитаризму, прежде чем вставили на путь, который вел к прочной демократии».