Россияне поняли, что не так страшен черт, как его малюют: глобальной изоляции не состоялось, рубль не рухнул, а прогнозы экономистов, звучавшие весной, не оправдались. Об этом в интервью «Известиям» заявил генеральный директор ВЦИОМа Валерий Федоров. Он добавил, что восприятие спецоперации на Украине тоже постепенно меняется: эмоции уже не зашкаливают, зато пришло понимание, что нынешний конфликт — не с Украиной, а с глобальным Западом. Дружественными странами наряду с постоянными Китаем и Белоруссией граждане РФ считают Индию, а недружественными — США, Британию и Германию. Украина также в списке последних однако, доля людей, относящих соседнее государство к недружественным, сократилась по сравнению с 2020-м, рассказал Валерий Федоров. В целом же россияне не опасаются спада экономики на фоне санкций, однако многие, по словам главы ВЦИОМа, чувствуют сожаление, грусть и осуждение из-за ухода западных брендов с рынка.
«Люди поняли, что не так страшен черт, как его малюют»
— Уже полгода главная тема повестки — специальная военная операция. Как меняется отношение людей к происходящему на Украине?
— Отношение меняется слабо. Точки над «i» были расставлены еще на старте, в феврале-марте. Что изменилось? Ушло ожидание быстрой победы — люди настроились на долгое противостояние. Можно также отметить некоторое снижение интереса к происходящему, рутинизацию: россияне начинают меньше следить за новостями и меньше их обсуждать. Специальная военная операция превратилась в привычный элемент реальности. Процесс, в отличие от события, невозможно удерживать в фокусе долго, каким бы значимым, серьезным и масштабным он ни был. Параллельно растет интерес россиян к другим темам, связанным с экономикой, социальными факторами, с ценами и работой.
Элементом рутинизации стало и снижение эмоционального вовлечения в тему спецоперации. В феврале-марте эмоции зашкаливали: нужно было преодолеть информационный шок, разобраться в ситуации, занять позицию. Это произошло, и сейчас всё более или менее понятно. Что понятно? Во-первых, что это конфликт не с Украиной, а с глобальным Западом. Во-вторых, что мы правы, а они — нет. В-третьих, что этот конфликт надолго.
— По данным ВЦИОМа, уровень доверия президенту России установил рекорд и достиг 80%. С чем это связано?
— За всю историю наблюдения, а мы его ведем с 1999 года, это уже третий пик. Владимир Путин воспринимается россиянами прежде всего как стратег и защитник страны. Поэтому именно война на Кавказе 2008 года, «Русская весна» 2014-го и сегодняшняя спецоперация — это периоды, когда рейтинги доверия и поддержки президента резко растут, достигая уровня 80% и выше.
— Россияне не опасаются экономического спада?
— Опасаются, конечно. Но сейчас меньше, чем полгода назад. В марте мы очень сильно испугались и напряглись. Были даже элементы паники, когда скупалась гречка, а также другие любимые продукты и предметы первой необходимости. Почему? Потому что, во-первых, начались серьезные боевые действия. Во-вторых, Запад ввел мощнейшие санкции, пообещав экономически задушить Россию. В-третьих, как из рога изобилия посыпались прогнозы экономистов, которые предрекли нашей стране кризис похлеще Великой рецессии. А дальше ничего не произошло. Рубль не рухнул. Инфляция не достигла уровня, заложенного в пессимистических сценариях. Товары не исчезли из продажи. Глобальной изоляции не состоялось. Поэтому настроения стали не ухудшаться, а наоборот, улучшаться. Люди поняли, что не так страшен черт, как его малюют. И постепенно прогнозы и ожидания пошли вверх.
— Меняется ли отношение россиян к Украине и украинцам, а также к гражданам стран ЕС?
— Среди дружественных России стран с 2014 года традиционно лидируют Китай и Белоруссия. Теперь к ним присоединилась Индия. То есть поворот мы совершаем не только на Восток, но и на Юг. В рейтинге самых недружественных стран лидеры тоже известны — это США и Великобритания. Теперь к ним присоединилась Германия.
Довольно интересная ситуация с Украиной. Она значится в списке недружественных стран, но доля тех, кто считает Украину таковой, в этом году упала по сравнению с показателями двухлетней давности. Это связано с тем, что, по мнению большинства россиян, нам противостоит не столько Украина, сколько Запад, который воюет руками украинцев на их территории.
Конечно, есть неприязнь и к самим украинцам, вопрос — в ее масштабе, в градусе. Высокой она никогда не была, и впервые стала расти в 2004 году, после первого майдана. Сильно выросла в 2014-м, после второго майдана и государственного переворота. И еще сильнее — после начала обострения в Донбассе летом 2014-го.
Сейчас мы в России не видим никакой ненависти к украинцам. Почему? Потому что мы воспринимаем их прежде всего как жертв, как людей, подвергшихся злонамеренной манипуляции и обману, «околдованных», которые сами не ведают, что творят. Их нужно освободить от того морока, под власть которого они попали. Ну а отношение россиян к гражданам стран ЕС, конечно, ухудшилось. У них ухудшилось к нам, а у нас — к ним.
— Сколько граждан России сегодня заявили о желании эмигрировать в другую страну? Их число растет или снижается?
— Доля собирающихся на ПМЖ за границу в марте этого года упала до 10%. Летом прошлого года, для сравнения, было 16%. В целом мы эмиграционные настроения измеряем начиная с 1991 года, и обычно эта доля варьируется в диапазоне 13–22%. Такое резкое снижение — явление редкое. Что же произошло, особенно с учетом того, что многие известные, знаковые люди — актеры, певцы, писатели — громко заявили о своем отъезде и теперь ищут себя в других палестинах?
В целом модель эмиграции хорошо объясняет сочетание факторов push и pull, то есть выталкивающих из одной страны — и притягивающих к другой. Фактор «выталкивания» резко вырос, но для небольшого, узкого слоя самых богатых, образованных, успешных россиян, хорошо вписавшихся в глобальный мир. И тут — бац! — Запад их берет и отключает от «современности». Не дает смотреть Netflix и пользоваться картами Visa, летать на уикенд в Берлин или Париж. Вот они в ужасе и потянулись на выход.
Но только сколько таких? Страна-то у нас в целом небогатая, но очень большая и довольно самодостаточная. Более того, в условиях разгоревшегося конфликта сформировался сильный патриотический тренд. Люди поняли, что надо сплотиться и объединиться, что мы все в одной лодке, мы — россияне, и нам нужно работать для того, чтобы сохранить независимость, сохранить устойчивость, сохранить силу нашего государства.
Теперь о факторах притяжения. Куда ехать-то? Основные направления эмиграции у нас всегда шли на Запад, где люди живут, по нашим представлениям, богато и комфортно. Но этот самый Запад нас раз — и «отменил». Ввел санкции не только против чиновников, олигархов и генералов, а против всей страны, всей нации. Русофобия Запада, о которой раньше говорили в основном в маргинальных кругах, стала реальностью, данной в ощущениях всем гражданам нашей страны. Вырастет ли в такой ситуации желание людей туда эмигрировать? Конечно, нет. Скорее, возникает обратный эффект.
Так что новая русская эмиграция — это не массовая реакция. Это реакция небольшого космополитичного, богатого слоя, который ментально, эмоционально, экономически, имущественно связан с Западом. Вот они и побежали. Хотя некоторые, как известно, уже вернулись к родным осинкам.
«Грусть, неожиданность, злорадство»
— Как введенные санкции влияют на жизнь россиян? Что сегодня волнует граждан?
— Большинство россиян ощущает введение санкций в основном за счет ухода западных брендов с российского рынка. «Макдоналдс», «Старбакс», Zara, IKEA. Отношение к их уходу плохое, гамма отношений широкая: грусть, осуждение, злорадство, даже мстительность в духе «когда решат вернуться — мы их уже покупать не будем, потому что в тяжелый момент вы нас бросили». Также присутствует и оптимизм в том плане, что обязательно найдутся аналоги, заменители. Мол, мы и без «Макдоналдса» выживем, — хотя, конечно, лучше было бы, если бы он остался.
В целом большинство россиян не высказывают каких-то опасений относительно потенциального разрушения нашей экономики из-за ухода западных брендов. Такого страха нет. Есть, конечно, сожаление, что это происходит. Потому что, естественно, мы к ним привыкли. Они делали здесь хорошую работу и получали за это хорошие деньги. А теперь — ушли. Ну что ж, будем переключаться на отечественные или восточные аналоги. Что уже на практике и происходит.
— Беспокоит ли соотечественников ситуация вокруг предложений ряда стран ЕС запретить россиянам выдачу виз?
— У нас очень мало кто ездит в эти страны. Не нужно забывать, что мы очень большое государство — 146 млн человек. И выездной туризм сильно уступает внутренним направлениям. А выездной — он не про шенгенскую зону, а про страны «попроще» и подешевле: про Болгарию, Турцию, Египет. Там можно отдохнуть на пляже, зарядиться и получить запас здоровья на долгую зиму. Проблемы с визами беспокоят небольшую часть россиян, тесно связанную с Западом: это москвичи, петербуржцы и очень тонкий слой богатых граждан других мегаполисов. В целом страна к этому относится индифферентно.
— Сейчас наблюдается рост заболеваний коронавирусом, беспокоит ли это россиян?
— Тема коронавируса рутинизировалась уже довольно давно. У страха глаза велики, но это было два года назад — весной 2020 года. Сегодня у нас другие, более серьезные проблемы. Коронавирус на этом фоне выгладит как зло, но зло уже привычное — и не очень опасное. Летний рост заболеваемости значимым ростом страхов не сопровождается.
— Говоря о ситуации во внутренней политике, растет ли интерес россиян к избирательным процессам в последние годы?
— В этом году внутренней политики у нас никакой особой нет, вся политика — внешняя. В условиях СВО и конфликта с Западом общество консолидировалось вокруг президента. А тот, кто не хотел консолидироваться, либо уехал, либо «забился под корягу» и молчит.
В целом тренд такой: мы должны в условиях конфликта на Украине и противостояния с Западом быть едиными. Мы должны поддержать президента, а значит и тех, кого он выдвигает и рекомендует.
Выборы, конечно, пройдут, потому что этого требует закон. Однако особенно большого внимания и интереса к ним мы не видим. Есть какие-то локальные истории, кому-то надоел хуже редьки старый глава или депутат. Это бывает, но это местные истории.
— Приветствуют ли наши соотечественники дистанционное электронное голосование, которое в этом году проводят семь регионов?
— Электронное голосование — это довольно интересный людям формат. Многие хотят попробовать и посмотреть, как это работает. Для избирателей это комфортно, и те, кто уже попробовал, это признают. В то же время есть опасение, что самое ценное, что у нас есть, — наш голос — украдут, неправильно посчитают, присвоят.
Сейчас во всем мире идет дискуссия между «технооптимистами» и «технопессимистами». Теми, кто думает, что «цифра» нас спасет, и теми, кто боится, что она нас подчинит и сделает рабами. Идет эта дискуссия и в России. И так как уже есть достаточно неплохой опыт электронного голосования, на сегодня больше оптимизма и позитивного отношения. Но есть и критики, обычно — из числа сторонников оппозиции, и они рассматривают электронное голосование как инструмент власти еще больше их ущемить и подавать.
— Планирует ли ВЦИОМ работать над разрешением журналистам и социологам участвовать в опросах?
— Действительно, сегодня нашими инструкциями опрашивать эти категории россиян запрещено. Один из первых вопросов, который мы задаем респондентам, касается того, не работают ли они в сфере СМИ, социологии и маркетинговых исследований. И если ответ положительный, то мы благодарим — и кладем трубку. Такое правило мы соблюдаем уже много лет, оно к нам пришло от коллег из Европы. В Америке в большинстве случаев такого «запрета на профессию» нет. Я сам склоняюсь к мнению, что этот запрет уже устарел и имеет смысл его пересмотреть. Мы сейчас ведем дискуссию в нашем коллективе, думаю, и коллег из профессионального сообщества к ней пригласим. Так что я не исключаю, что в перспективе ближайшего года мы это правило пересмотрим.