«Минорное настроение в обществе продлится до момента, когда мы поймем, что волна коронавируса уходит. Вероятно, это конец зимы – весна 2021 года, если не произойдет событие, которое это настроение изменит», — считает гендиректор ВЦИОМ Валерий Федоров. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал о том, как формируется «микс аналогового и цифрового», чем России помогает сегодня ее брутальная этика и что за главную задачу решает мировой капитализм.
«РАДИКАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ НЕ ПРОИЗОШЛО, НАОБОРОТ, МЫ ДОСТАТОЧНО УСПЕШНО АДАПТИРОВАЛИСЬ»
— Валерий Валерьевич, мы пережили очень сложный год. Коронавирус изменил привычный нам образ жизни. А насколько серьезно, по вашим оценкам, изменилось общество и мир в целом?
— Общество изменилось не сильно, никаких радикальных изменений не произошло. Наоборот, мы достаточно успешно адаптировались — и к «дистанционной» школе, и к доставке продуктов, и к онлайн-развлечениям, и к удаленной работе. Поэтому, когда журнал Time пишет, что 2020-й был худшим годом в истории, я думаю, что они таким образом «продают» себя: плохие новости, как известно, продаются лучше.
Насколько эти относительно небольшие изменения удержатся — зависит от того, победим ли мы в 2021-м пандемию или нет. Думаю, в итоге мы получим микс старого «лампового» или аналогового мира, с одной стороны, а с другой — цифрового, который вторгся в нашу жизнь в 2020 году. В данном миксе могут доминировать элементы «аналоговые», а могут — «цифровые», борьба идет за доминирование того или другого.
— Как вы тогда сформулируете главные итоги 2020 года?
— Основные итоги в том, что мы выдержали это испытание, — Россия лучше, мир похуже. Но есть еще порох в пороховницах. То есть как в анекдоте: «Это ужас, но не ужас-ужас-ужас!» Вакцину изобрели, новые формы поведения отработали, бизнес-процессы перестроили, государственные приоритеты изменили, деньги нашли, все нормально. Даже паники не было. Ковид-диссидентов образумили. Известно, что к кризисам наша страна приготовлена лучше, чем другие, ведь вся наша жизнь — это сплошные кризисы, а МЧС — наше любимое ведомство.
— Зато, как отмечено в одном из ваших исследований, мы стали реже не только обниматься и целоваться, но даже улыбаться. Надолго эти и другие поведенческие сдвиги в наших головах или, как только снимем маски, все вернется на круги своя?
— Есть уязвимая, тревожная часть людей — тех, кто не просто невротизирован, а психологически дестабилизирован. На них отпечаток пандемии останется надолго. Есть целые страны, где таких психически травмированных сильно больше, чем в других.
— А у нас?
— У нас тоже есть психически «укушенные и ужаленные», прежде всего среди молодежи и женщин с детьми. Но их меньшинство, потому что Россия — страна с брутальной этикой, где на миру и смерть красна.
«ДУМАЮ, ЧТО ЦИФРОВИЗАЦИЯ НЕОБРАТИМА. ВСЕ ПОНЯЛИ, ЧТО ЭТО РАБОТАЕТ»
— Какие трансформации в политике, экономике, социальной, частной жизни уже необратимы, а какие вернутся в свои привычные парадигмы?
— Думаю, что цифровизация необратима. Все поняли, что это работает, помогает зарабатывать или экономить деньги, страхует от разнообразных рисков. И очень мощные силы включились в цифровизацию. Альянс образовался: с одной стороны — техногиганты, причем не в каждой стране свои, в большинстве — иностранные. Америка, Китай, Россия тут — счастливые исключения. С другой стороны альянса — правительства, которые заинтересованы в создании прозрачного цифрового государства, когда каждый гражданин под электронным микроскопом и все о нем известно. Тут вопрос в том, кто и для кого будет прозрачным: общество для государства или государство для общества? Похоже, весы склоняются в пользу первого варианта.
Итак, великий альянс уже практически сформировался и, думаю, просуществует долго. Начнутся, конечно, внутренние драчки за доминирование: кто кому диктует волю — «Фейсбук» американскому правительству или наоборот? Победит, уверен, правительство в конечном счете. Но условия компромисса могут быть разными в разных странах.
Более трагична судьба тех стран, где своих гигантов нет и приходится идти на поклон к чужим. В этом плане интересен пример Украины. Она сейчас мается с поиском вакцины от коронавируса: своей нет и нет финансов на покупку чужой. Вот и ходит по миру с протянутой рукой, как страны Африки… Сегодня речь о вакцине, а завтра — о цифровизации: чьи техногиганты ее осуществят на Украине и за какие деньги? Так как средств там нет — то чем, какими ресурсами и правами придется этой стране заплатить за цифровизацию? А если платить не захотят, то чем страна рассчитается за углубляющуюся отсталость?
Вторая тема — деньги. Запад, Север глобальный и даже Восток прошли относительно организовано 2020 год, потому что, во-первых, были резервы, во-вторых, все брали в долг по отрицательным ставкам зачастую. Через какое-то время придется что-то решать, потому что долги такие, что большинство государств с ними расплатиться уже не смогут. Либо нас ожидает большая инфляция в мировом масштабе, либо придется менять всю финансовую парадигму. Условно говоря, выпускать долги, по которым никто никогда не заплатит, и это все прекрасно понимают. Сейчас такие поиски идут, и подобное — элемент трансформации глобального капитализма. Она развивается, но решающий момент еще не достигнут, экватор пока не пройден.
«ОНЛАЙН-ОБРАЗОВАНИЕ ВЫИГРЫВАЕТ, А ТРАДИЦИОННОЕ ПОД УДАРОМ»
— Какие перемены, спровоцированные коронавирусом и локдауном, негативные, а какие со знаком плюс? Или все зависит от разных категорий граждан и их восприятия действительности?
— В мир-системе капитализма перемены никогда не бывают благотворными для всех: кто-то выигрывает, но кто-то проигрывает. Вспомним зарю индустриализма, начало XVIII века, усовершенствование ткацких станков в Англии. Результат — гигантский прирост производительности, фабриканты гребут лопатой прибыль. А ткачи, оставшиеся без работы, становятся луддитами, то есть крушат станки топорами и молотами. Их расстреливают войска и отлавливает полиция за то, что они протестуют против перемен, которые лишают их шанса на выживание, обрекают на голод их детей. Вот такой баланс выигравших и проигравших.
Что сейчас происходит? Возьмем онлайн-образование. Старшие школьники и младшие студенты счастливы, идти никуда не надо, учиться особо тоже не надо: выключил экран и делай, что хочешь. А преподаватели в шоке: не умеют, не понимают, как преподавать онлайн. Думаю, многим придется оставить профессорские кафедры по итогу. В целом онлайн-образование выигрывает, а традиционное образование под ударом. А там работают миллионы людей! И всем им надо платить, а денег все меньше. В связи с переходом на «дистанционку» студенты-платники потребовали снизить оплату за обучение. Университеты сказали: «Ни фига!» Интересно, как много платных студентов после этого останется учиться онлайн? Вот такой конфликт между старым и новым, в котором нет однозначных темных и светлых сил, но есть социальная проблема, которая плодит число несчастных, дезориентированных людей.
— А кого в обществе больше — сторонников или противников «удаленки»?
— Противников больше. Сторонники в основном среди молодежи и фрилансеров – белых воротничков. Средний возраст, старший, синие воротнички – против. Они «дистант» воспринимают как вынужденную и временную меру и надеются, что все это скоро закончится.
«МЫ НЕ РАДУЕМСЯ, НЕ НАСЛАЖДАЕМСЯ РАЗОБЩЕННОСТЬЮ, МЫ ЕЕ ПЕРЕЖИВАЕМ КАК ТРАВМУ»
— В результате изоляции мы стали еще разобщеннее или, наоборот, появилась потребность в большей сплоченности?
— Это две стороны одной медали. Да, мы стали более разобщенными, разделенными. И либо мы к подобному привыкнем, возведем в культ, сочтем, что это хорошо, правильно и только так и надо жить — либо испугаемся и всеми способами будем стремиться компенсировать разобщенность, преодолеть ее, возрождая или создавая новые ритуалы сплоченности.
Пока мы движемся по второму сценарию. Мы не радуемся, не наслаждаемся разобщенностью. Наоборот, мы ее переживаем как травму, как что-то ненормальное и надеемся, что нам удастся от этого избавиться.
Поэтому в обществе запрос на сплочение, на единство довольно большой. Кстати, Путин очень хорошо данный запрос чувствует и поэтому именно на него делает ставку. Интересно, что 20 лет назад он именно с таким лозунгом единства и пришел к власти. Сейчас данный общественный запрос возвращается. И президент оказывается в правильной позиции, потому что единство в нашей традиции — то единство вокруг лидера, руководящего центра, Кремля. Ну а вокруг кого еще?
— Как в целом в течение 2020 года менялись настроения, эмоции, самочувствие россиян?
— По синусоиде! В январе был всплеск позитивных настроений, связанных со сменой правительства, демографическими инициативами и поправками к Конституции.
В конце марта начался спад, связанный со страхом, пандемией, новыми ограничениями, остановкой экономики. Все это продолжалось до мая, когда настроения достигли абсолютного минимума. Все уже были злобными, недовольными и готовыми всех растерзать.
С июня все начинает нормализовываться, мы возвращаемся к привычной жизни и думаем, что пандемия позади.
Увы, в конце сентября выясняется, что вторая волна начинается. Опять настроения падают. Но при этом наше поведение становится более рациональным, потому что психологическая прививка уже есть. Да и власть воздерживается от повторного локдауна, то есть приходится терпеть, но жить можно.
Минорное настроение, вероятно, продлится до момента, когда мы поймем, что волна коронавируса уходит, заболевающих меньше, выздоравливающих больше. Вероятно, это конец зимы – весна 2021 года. Если раньше не произойдет какого-то серьезного события, которое это настроение изменит.
«ПРОТЕСТНЫЕ НАСТРОЕНИЯ СНИЗИЛИСЬ, КАК ВСЕГДА ЭТО БЫВАЕТ, КОГДА НАКРЫВАЕТ КРИЗИС»
— Протестные настроения увеличились или снизились?
— Снизились, как всегда это бывает, когда накрывает кризис. У нас в кризисные годы протестов меньше, чем в спокойные, потому что люди занимаются выживанием и самоспасением. Они не верят в солидарность, в организации, которые могли бы подготовить людей и вывести на протест. Да их практически и нет, подобных структур. Партиям, профсоюзам не верят, какие-то альтернативные организации отсутствуют. Поэтому и протестные настроения снижаются по сравнению с более спокойными и успешными временами.
Протесты, конечно, есть, но по локальным поводам: Шиес, например. Решили проблему — и все закончилось. Или Хабаровск: абсолютно конкретная причина, протесты еще продолжаются, но масштаб уже не тот. И самое главное — эта история осталась локальной, за пределы региона не вышла.
— Можно ли ожидать массовых выступлений, подобных хабаровским, в других регионах России в 2021 году?
— Нет, потому что другого Фургала нет. Протесты могут иметь место и обязательно будут, но по своим поводам. Они всегда возникают, сегодня здесь, завтра там. Вопрос в том, сливается ли все в какую-то общую волну или нет? В 2020-м этого не произошло. В 2021 году можно ожидать попытку такое «слияние» организовать и промодерировать на фоне выборов в Госдуму.
— Но есть ли в обществе запрос на какие-то перемены?
— Сейчас доминирует запрос на стабильность, а на перемены резко упал, потому что в 2020 году их было очень много и большинство из них являлись довольно травматичными. Примеры я уже приводил. Поэтому сейчас нет такой повестки. Вернется ли она и когда? Не раньше, чем закончится пандемия и начнет восстанавливаться экономика. А дальше — развилка. Либо мы поймем, что она растет быстро и, как говорят у китайцев, прилив поднимает все лодки, то есть распределение плодов происходит относительно справедливо. Либо мы осознаем, что экономика поднимается слишком медленно, а общество долгожданных плодов не получает.
Запрос на перемены появляется в этом втором сценарии, но до него пока далеко. Сегодня у нас запрос на стабильность. В 2018–2019 годах запрос на перемены был гораздо выше. Сейчас он удовлетворен с лихвой. Справиться бы с теми переменами, которые уже произошли!
«СТРАХ ПЕРЕД «ЦИФРОВЫМ КОНЦЛАГЕРЕМ» — ЭТО СЕГОДНЯ ОЧЕНЬ УЗКАЯ И НИШЕВАЯ ИСТОРИЯ»
— Как наши сограждане воспринимают все большую цифровизацию жизни, так называемый цифровой концлагерь, который становится все строже?
— Вообще мы страна технооптимистов, все новые технологии принимаем на ура. Только с политикой более осторожны. Идеи перейти к тотальному цифровому голосованию народ воспринимает с опаской.
Но в 2020 году мы решительный шаг на пути цифровизации сделали не на словах, а на деле. У нас уже онлайн-образование, уже удаленная работа, есть выборы онлайн в нескольких субъектах. Мы продвинулись здорово, поэтому многие страхи развеяны. Хотя сказать, что все очень счастливы в связи с цифровизацией, нельзя — есть много проблем. У кого-то интернет на березе, у кого-то еще что-то.
Но постепенно мы адаптируемся. Какие-то слои населения и группы более болезненно, какие-то менее. А некоторые уже пребывают в экстазе, как, например, молодежь. Так что пока страх перед «цифровым концлагерем» — это сегодня очень узкая и нишевая история.
— «Цифровой концлагерь» ярче всего проявился в Москве, где весной ввели запреты на поездки на автомобиле, установили полный контроль за передвижениями в общественном транспорте, выход в город осуществлялся по пропускам. Действия Собянина многие рассматривали как обкатку запретительных мер для дальнейшего распространения по всей стране. Какие действия вызвали наибольшее раздражение и возмущение у россиян?
— Москвичи в принципе самые «вредные» жители в стране. Они о себе очень высокого мнения, привыкли, что к ним власть относится со вниманием. А если нет, то быстро раздражаются. Но даже в столице повестка другая. Когда все успокоится — тогда, возможно, призывы к борьбе против «цифрового концлагеря» станут громче. Пока этого нет.
«НЕСМОТРЯ НА ТО ЧТО МИР КОЛБАСИЛО И РВАЛО НА ЧАСТИ, РОССИЯ ЗАКОНЧИЛА 2020 ГОД НЕПЛОХО»
— Как наши граждане оценивали и оценивают действия властей по борьбе с «коронакризисом», эффективность управленческой системы в целом?
— Тоже по синусоиде. В апреле – начале мая власти сформировали мощный пакет помощи малообеспеченным и семьям с детьми, а также в целях устранения безработицы. Поддержка сильно выросла.
К концу мая все стало падать. Люди устали сидеть в изоляции, хотелось выйти на улицу, а не пускали.
В июне-июле — опять всплеск поддержки, во многом связанный со всенародным голосованием по поправкам к Конституции. Летом все было нормально, а с конца сентября стало все снижаться: мы вползли во вторую волну пандемии. Экстаза нет, но ситуация управляемая.
Путин сегодня действует в том числе и как всероссийский психотерапевт: всех успокаивает, постоянно показывает, какие меры и решения принимает, что он озабочен инфляцией, 5 тысяч рублей дает на детей. Управление очень точечное и рефлексивное. Президент на виду, он активен, деятелен, люди понимают, что капитан с ними на корабле. Да, мы в шторме, до порта непонятно еще сколько, но капитан на мостике и руководит. Он сильный, дальновидный и знает, что делать.
— То есть пандемия по большому счету никак не отразилась на рейтингах президента?
— Отразилась. Вы посмотрите динамику. Все идет по синусоиде, очень четко увязывается. Январь — вверх. Послание президента, демографические инициативы, поправки к Конституции, новое правительство. Конец марта — все вниз, потому что большой страх. Апрель — вверх в связи с мощным пакетом поддержки. Май — вниз, потому что устали сидеть на самоизоляции. Июнь — вверх, так как всех выпустили, и тут же плебисцит по Конституции. Сентябрь — вниз, потому что начинается новая волна пандемии. Вот такая ломаная кривая. При этом рейтинги в достаточно узком диапазоне, в основном 60–65 процентов. Очень редко выше и почти никогда ниже.
— Какие еще события, кроме коронавируса, стали важными и значимыми для наших граждан?
— Мировая повестка — выборы и протесты в Беларуси, война в Карабахе, выборы президента США. Очень внимательно люди за этим следили. Общее ощущение: Россия должна быть крепостью и защищаться, но не стоит влезать в авантюры с неочевидным результатом далеко от своих границ. РФ должна самоусиливаться. Это в целом созвучно курсу Путина.
Несмотря на то что все постсоветское пространство да и мир в целом колбасило и рвало на части, Россия закончила 2020-й год неплохо. Революцию в Киргизии пережили — ничего не потеряли. Протестное движение в Беларуси — тяжелая история, но в общем удалось предотвратить вмешательство Запада. Поражение Армении в войне — печально, но в результате наши войска теперь в Карабахе и мы там теперь «разводящие». Так что карты были плохие, но Путин ими распорядился эффективно. Россияне за это отдают ему должное, уважают его, считают, что он справляется и ведет нас в верном направлении.
«ГЛАВНАЯ МИРОВАЯ ПОВЕСТКА — НЕ ПРОСТО СПАСЕНИЕ ОТ ПАНДЕМИИ, ЭТО ЗАДАЧА СУГУБО КРАТКОСРОЧНАЯ, А ПОИСКИ НОВОЙ МОДЕЛИ»
— Как бы вы оценили последствия пандемии в целом для человечества, помимо большого числа жертв?
— Человечество переживает кризис уже лет 30 и, и скорее всего, пробудет в нем еще лет 15–20. Данный кризис никакого отношения к пандемии не имеет. Это кризис той общественно-политической и экономической системы, которая господствует в мире: глобального капитализма или капиталистической мир-системы, как называет ее Валлерстайн (Иммануил Валлерстайн — американский социолог, политолог и философ-неомарксист, один из ведущих представителей современной левой общественной мысли — прим. ред.). Вот указанная система в тупике, который наступил, когда она проглотила последнюю большую территорию, находившуюся вне ее контроля — СССР. Соответственно, 1990-е годы ушли на интеграцию этой территории, колонизацию и расхищение трофеев. А в нулевые годы оказалось, что дальше двигаться некуда. Противоречия, которые раньше переносились в периферийные зоны, на постсоветское пространство, оказалось некуда выносить. Произошло резкое обострение конкуренции, и стало понятно, что Запад, который выигрывал последние 500 лет, играя по прежним правилам, теперь проигрывает. Началось возвышение Китая, который научился играть по западным правилам лучше, чем сам Запад. Наступил концептуальный, идеологический и политический кризис. Стало понятно, что надо менять прежние правила, потому что никому не нужны правила, которые работают на конкурента — необходимы такие, по которым можешь выиграть только ты.
После идеологического кризиса был финансовый, потом геополитический. В общем, мир трясет по полной программе и явно продолжит трясти дальше. Потому что прежние правила больше не работают, а новые еще не выработаны. И я говорю даже не о правилах международного сосуществования, а о ядре системы глобального капитализма. Он уперся в границы мира, и ему больше некуда развиваться, а от его прежней безудержной экспансии накопились гигантские негативные последствия. Это социальные последствия, когда огромные массы людей в третьем мире и даже в США не имеют нормального медицинского, пенсионного и прочего обеспечения. Гигантские долги бюджетов, которые образовались в связи с тем, что неолибералы во главе государств снижали налоги, приватизировали промышленность и освобождали правящие классы от бремени содержания государства. Катастрофические экологические издержки и как результат — потепление, изменение климата, тайфуны, цунами и прочее. Уже некуда бежать и некуда все это сливать.
— 2020 год усугубил данные процессы?
— Он не создал ничего принципиально нового, но подтолкнул трансформацию мира, прежде всего в цифровом и проклиматическом направлениях. Идут поиски выхода из состояния тупика, в котором мировой капитализм пребывает. Не случайно Клаус Шваб, руководитель ВЭФ в Давосе, целую книгу написал об указанных проблемах. Так что главная мировая повестка — не просто спасение от пандемии, это задача сугубо краткосрочная, а поиски новой модели.