Виталий Анатольевич Куренной, директор Института исследований культуры факультета гуманитарных наук ВШЭ:
В прошлом году мы проводили большое исследование про будущее. Постарались сделать это нетривиально, подойти не с точки зрения текущих технологических трендов, а с точки зрения того, как в модерновой России последних двух столетий складываются диспозитивы представлений о будущем, каким его мыслит наша культура, наша цивилизация.
У нас есть два базовых устойчивых футурологических диспозитива. Первый — анархический. Минимум контроля, максимум индивидуальной свободы и так далее. Все выдающиеся классики анархизма, по сути, нашего происхождения. Надо сказать, их взгляды не утрачивают актуальности — так, произведения Петра Алексеевича Кропоткина (прежде всего его главный научный труд «Поля, фабрики и мастерские») продолжают переиздаваться по всему миру и пользуются популярностью во всех новейших анархических течениях.
Второй диспозитив — максимизация контроля, автоматизация, плановость. Это, конечно, не только советский период, у нас образцы такого рода высокого модернизма появились рано. Например, выдающийся по замыслу и в каком-то смысле по исполнению проект военных поселений графа Аракчеева.
Оба этих тренда в течение последних столетий пришли в некоторое взаимодополняющее положение, и мы живем в стране осуществленной утопии. Можно вспомнить, как классики марксизма мыслили себе коммунистическое будущее, как немецкая идеология описывала жизнь человека в будущем: с утра он идет на рыбалку, днем копается в огороде, а вечером выступает как критик. В таком «будущем» у нас живут все пенсионеры, которые трудятся на дачах. И параллельно разворачивается идея контроля и полной автоматизации, не в частной сфере. Это наши Госуслуги, электронное правительство и вообще парадигма идеально автоматизированной жизни. Такая максимизация идеи позднего Канта о строгом праве, когда из системы правления и правоприменения полностью устраняется человеческий фактор. Например, беспристрастная автомобильная камера на дороге. Кстати говоря, это поддерживается аномально высоким доверием нашего народа к технологиям.
К чему приведет увеличение продолжительной жизни? С точки зрения культуры в первую очередь это будет означать «подмораживание» ценностных трансформаций. Есть классические модели модернизационного перехода. Если резюмировать различные концепции, он имеет смысл субъективации или автоцентричности. Ценностные трансформации очень медленные, поколенческие, соответственно, удлинение жизни означает, что резкой трансформации в обществе не произойдет, будет «подмораживание» этого процесса, потому что люди транслируют те ценности, которые они сформировали в период социализации.
Классическая концепция Р. Инглхарта говорит, что базовый фактор для ценностного перехода — это чувство экзистенциальной защищенности, безопасности. События, которые у нас разворачиваются с 2022 года, довольно существенным образом ударили по чувству безопасности не только в России, но и, в силу медийного накала, во всем цивилизованном западном мире. Это также «подморозит» ценностный переход. Процессы, которые происходили в развитых странах в последние десятилетия, то, о чем говорят все современные социологические теории, мы наблюдать не будем.
Нужно отметить несколько важных моментов. Последняя книжка крупнейшего социолога XX века Норберта Элиаса, которую он писал на протяжении десятилетий, называется «Немцы». Его интересовало, почему они так «выстрелили» в ХХ веке, причем дважды. И пришел к выводу, что немецкая культура, в отличие от французской и британской, оказалась существенным образом милитаризована и брутализирована. Первый момент — милитаризация и брутализация у нас господствуют и будут господствовать, учитывая новейшие тренды, связанные с тем, какие карьерные возможности предусмотрены, например, для участников СВО. Это значимый культурный и ценностный фактор, с которым мы будем иметь дело, и важно, насколько долго он будет сохраняться, с учетом роста продолжительности жизни.
Второй момент – вопрос о смысле жизни в старших возрастах. Это ключевая проблема. Есть программы долголетия в Москве, попытка вытащить пенсионеров в новые публичные пространства, предложить им какие-то содержательные занятия. Но массовый тренд для людей, которые выходят из активной трудовой деятельности, все-таки дача, огород и так далее. У нас распределенный образ жизни: работаем в городах, отдыхаем на природе. Уже выросли дети, о которых нужно было заботиться, нет карьерных проблем. Смысл жизни возникает из того, что ты посадил растение и за ним нужно ухаживать, оно так или иначе развивается, у него есть свой цикл. Поэтому сфера, связанная с распределенным образом жизни, неизбежно будет увеличиваться, что нужно учитывать. Кстати говоря, в нашей стране, как только возникает сложная ситуация, правительство каким-то рефлекторным образом начинает создавать благоприятные условия для этой сферы. Как вы знаете, уже принято решение по наделению участками тех же участников СВО. Аналогичная мощная правительственная программа развития усадеб работала в нашей стране в конце Великой Отечественной войны, с 1944 года. То есть нужно думать не только о продолжительности жизни, но и о ее смысле в нашем секуляризованном мире. Не буду напоминать про Альбера Камю об абсурде и так далее.
Третий момент. У Эрнста Вольфанга Беккенфорда есть знаменитая доктрина о том, что модерн не воспроизводит условия своего собственного существования. Наиболее ярким примером невоспроизводства является, конечно, та самая демографическая проблема: модерновые богатые развитые страны попросту начинают умирать. Это не зависит ни от идеологии, ни от других причин. Рождаемость неизбежно падает, как только страна (неважно, Индия это, Китай или Россия) переходит в ситуацию модерна. Мы не можем выскочить из поезда, в котором едем, нам нужно ценить то, что есть, и не лезть в «часовой механизм». Это серьезный культурный и неразрешенный пока еще парадокс, как модерновые общества будут себя воспроизводить.
Нужно учитывать не только демографию, но и довольно старую формулу Одо Маркварда: люди больше не взрослеют. В современном обществе у человека не наступает возраст акме, идет инфантилизация. Это связано, кстати, и со структурой собственности. Тренды шеринговой экономики, отказ от владения собственным жильем — очень важное изменение структуры самой личности. Личность — это собственность, собственность — это ответственность определенного типа и так далее. А современная экономика работает таким образом, чтобы подобную структуру личности по возможности сломать. Помните, премьер-министр Швеции рисовала образ будущего, в котором нет никакой собственности, все напрокат, искусственный интеллект тебе тут же посоветует подходящий вариант. Вот на Онеге работает экспедиция по изучению нашей водной инфраструктуры во исполнение поручения правительства по развитию яхтинга. Очень любопытно наблюдать, что такое яхта в России, кто ими владеет, и что такое яхта, например, в Турции, почему там действует исключительно прокат, никто уже не приобретает их в собственность. Это глубинные процессы, они требуют серьезного отношения, серьезной рефлексии.
Проблема модернизационного перехода, увеличения продолжительности жизни во многих смыслах парадоксальна и драматична, здесь очень много проблем.