Несмотря на непростую ситуацию в стране, россиян все меньше тревожат проявления социальной несправедливости: как выяснил ВЦИОМ, 26% опрошенных считают, что наше общество стало более социально справедливым. По сравнению с 2020 годом популярность этого ответа выросла на 10 пунктов. В то же время распространенность ответа, что общество скорее стало менее социально справедливым, снизилась. О теоретических основах понятия «социальная справедливость» и о том, куда могут привести «кризисы кризисов» — в комментарии руководителя Экспертного совета ЭИСИ Глеба Кузнецова.
Рациональность всегда оппортунистична
Классическое на сегодняшний день представление о справедливости основывается на теории общественного договора, с определенными моральными поправками, подразумевающими наибольшую выгоду для наименее преуспевающих. Неравенство возможностей должно увеличивать возможности людей с меньшими ресурсами. Современные поправки в эту теорию учитывают автономию личности: у каждого свой результат, у каждого свой путь, критерии успеха у каждого свои, но зато возможности должны быть едины для всех. Собственно, на этом выстроены современные представления, так или иначе пронизывающие политику всеобщего благосостояния. Такого рода справедливость подразумевает оппортунистическую рациональность, когда рациональность каждый день новая — в зависимости от того вызова, который является для тебя доминантным на сегодняшний день.
Использую метафору: сегодня болит голова, а завтра — нога. Несправедливо, если сегодня у нас нет мгновенного доступа к неврологу, а завтра — к хирургу. В то же время такой взгляд, конечно, не учитывает универсалии и уравнивающие критерии, связанные с развитием системы здравоохранения как таковой для всех. Справедливость мирного времени означает строительство государства как сервиса и ведет к постепенному росту общей удовлетворенности.
Долгое время мы могли наблюдать забавную дихотомию момента: все нарастающие усилия руководства по достижению справедливости вели к чему угодно, кроме как к достижению этой самой цели. Рост удовлетворенности если и есть, то маленький. Рациональность всегда оппортунистична. Единственное, что всегда универсально растет, это недовольство элитами. Почему? Потому что элиты в силу своих возможностей могут удовлетворить любую оппортунистическую потребность, и делают это зачастую напоказ. В продолжение моей метафоры — их одновременно принимают и хирург, и невролог, и еще кто-то третий делает маникюр, что для обычного человека совершенно невыносимо, потому что обычный человек вынужден следовать порядку. Очередь, талончик, семь минут на прием. Как в песне Высоцкого — «Мы в очереди первые стояли, а те, кто после нас, уже едят».
Парадоксальное единение
Именно возможность избегнуть правил и законов делает жизнь так называемых простых людей приемлемой. Потому что главный нарушитель всех законов в предлагаемой модели — это элиты. Элиты, согласно общественным представлениям, и коррумпированы, и растлены, и непатриотичны, и налоги меньше всех платят. Любимая тема прессы — сколько топ-менеджер той или иной компании зарабатывает за секунду. Таким образом, некие лазейки ощущений — что порядок можно обмануть — выполняют роль анестезии. В такой парадигме может показаться, что нарушение общечеловеческих законов — это шаг к созданию возможности реальной справедливости и равноправия. Отсюда — разграбления дворцов и прочие мародерства. В глазах людей в таких ситуациях нарушение закона, нарушение правил — это зримая продукция производства справедливости здесь и сейчас. Этим опасно ощущение социальной несправедливости. Равно как опасен и перегиб в обратную сторону: принуждение людей к максимально строгому соблюдению правил полностью уничтожает ощущение справедливости, потому что «непростые» люди законам не подчиняются в полной мере никогда, либо в действительности, либо по ощущениям общества.
В этом смысле СВО и ситуация военных действий в целом — это идеальный кризис кризисов, который, как это ни парадоксально, создает предпосылки для высшей справедливости. Мысль не моя, на эту тему есть две неплохие книги: Ян Моррис и его «Война! Для чего она нужна?», а также «Великий уравнитель» Вальтера Шайделя.
Особенно интересна идея Морриса о том, что война — это фабрика по производству общественного единства, то есть способ создания и оформления более справедливого и сплоченного вокруг общих целей общества. Морис вводит термин «невидимая рука угрозы насилия» по аналогии с «невидимой рукой рынка» и приходит к парадоксальному выводу, что жизнь в ситуации военных действий ведет общество в направлении уменьшения насилия. Люди больше берегут друг друга, больше опасаются угроз личной безопасности: таким образом круг насилия через какое-то время сужается.
Социальная справедливость фиксируется усилиями государства
Теперь поговорим о нашей стране. Сейчас в российских соцсетях обсуждается, что на фоне внешних событий люди словно стали вежливее и внимательнее друг к другу, стараются меньше нарушать личное пространство в повседневном общении. Об этом много говорится. Анализируя этот тренд, мы можем вернуться к Шайделю: идея приращения справедливости тесно связана с образами спешившихся всадников Апокалипсиса. Всадники Апокалипсиса так или иначе подчиняются Смерти, а экзистенциальная угроза смерти, без сомнения, заставляет переоценить как на личностном уровне, так и на уровне сообществ главное и второстепенное, избавляться от лишнего. Так, после войны Алой и Белой розы стала знаменитой фраза о том, что «В это благословенное время в Британии ни один работник не садился за стол, если хозяин не ставил ему на стол мясо». Неудивительный для того времени пример благополучия именно простых людей. Подобные примеры приводят практически все авторы, пытающиеся доказать, что кризисы ведут не только к краху, но и к росту, развитию.
Из суммы частностей выделяется главное. Социальный прогресс обусловлен в том числе тем, что система способна учиться на опыте. Сегодня мы видим большое количество социальных инициатив властей в области поддержки СВО. Стала знаменитой цитата Путина «Мы должны относиться к детям участников СВО, как к своим детям». Мы видим, что ключевыми мерами социального вознаграждения участников СВО является будущее детей, прямое материальное поощрение такого масштаба, что оно позволяет при желании перейти в другой общественный класс. Мы видим эффект единения вокруг флага. То есть кризис — буквально в логике Морриса — продуцирует общественное единство, а государство это модерирует через политику поощрения патриотизма и патриотической унификации. Государство видит риски кризиса кризисов и действует в определенном смысле на упреждение, последовательно профилактируя все то, что раньше вело к традиционным послевоенным революциям, внутренним пертурбациям. Мы видим вполне социологическую фиксацию этих усилий государства.