Как выяснил ВЦИОМ, 56% россиян знакомы с понятием «дислексия». Только представьте: для того чтобы прочитать этот текст, вам понадобится целый день. С такими трудностями каждый день приходится сталкиваться людям с этой специфической особенностью. Дислексия затрудняет обучение чтению и письму — последствия этого люди, как правило, ощущают всю жизнь. Впрочем, больше всего такая особенность может осложнить жизнь школьнику, подчеркнули участники экспертной дискуссии ВЦИОМ «Дислексия в фокусе: понимание и поддержка». Как поддержать детей-дислексиков, выстроить для них бережные и эффективные треки обучения, а также можно ли избавиться от этого расстройства — в аналитике ВЦИОМ.
Большинство детей сталкиваются с трудностями в чтении и письме
ВЦИОМ совместно с фондом содействия людям с дислексией «Сила слова» провел первое в России масштабное исследование, посвященное информированности о проблеме дислексии. Выборка исследования составила более трех тысяч респондентов.
«Первое, что нас очень сильно удивило в исследовании: 80% россиян отмечали, что их ребенок сталкивался с трудностями в части чтения и письма в школе. Мы прекрасно понимаем, что не любая такая трудность равна дислексии, но тем не менее сам масштаб проблемы показался удивительно большим», — отметил директор по развитию ВЦИОМ-Консалтинг Даниил Ермолаев.
Как показало исследование ВЦИОМ, 56% знакомы с понятием «дислексия», но только 17% твердо знают, что оно означает, поскольку либо они сами столкнулись с этой особенностью, либо члены их семей. При этом 89% наших сограждан подчеркивают, что необходимо системно рассказывать об этом явлении и поддерживать людей, которые так или иначе сталкиваются с ним в своей жизни.
Действительно, обществу нужно больше рассказывать о дислексии, а людям, которые живут с этой особенностью, — оказывать поддержку: доступную и отвечающую трудностям, которые влечет эта особенность.
Дислексия: личный опыт
Какие жизненные вызовы перед человеком ставит дислексия, в ходе дискуссии рассказала актриса Юлия Хлынина: дислексию у нее выявили в начальной школе. В юном возрасте констатация этой проблемы не только вызвала шок, но и стала фактором постоянного психологического напряжения: в первое время тогда еще школьница Юлия и ее родители не понимали сути проблемы, ведь дислексия никак не влияет на интеллект и общую способность к обучению. Затем Хлынина осталась фактически наедине с этой особенностью и была вынуждена в одиночку преодолевать трудности в чтении.
«Я училась в двух московских школах — совершенно обычных, не элитарных. Помню, как в первом классе учитель говорит: сейчас назову несколько фамилий, которые отправятся к логопеду. Надо понимать, что „шейминг“ был в школах и тогда, 25 лет назад. Конечно, к логопеду-дефектологу не хотелось идти никому, и слово „дефект“ вызывало стресс. Когда я услышала свою фамилию, я подумала: как, зачем я иду к логопеду? У меня же нет проблем с речью. Однако если ты в слове «птичка» делаешь три-четыре ошибки, вряд ли проблему можно игнорировать. В свои семь лет я впервые услышала слово „дислексия“, но дальше встал вопрос, как с этим работать. Что делать, тогда не знал никто, и в итоге мне никто не помогал.
Я понимала, что отстаю. Например, мои одноклассники успевают прочитать весь список литературы, а я нет. Уроки литературы, русского языка, та самая пресловутая техника чтения давались очень тяжело, особенно морально. К пятому, шестому, седьмому классу я научилась любую информацию заключать в свои собственные схемы, ребусы, тезисы. Это мне помогло в учебе, и где-то с этого момента я начала более эффективно преодолевать трудности, вызванные дислексией», — рассказала актриса.
Впрочем, по словам актрисы, влияние дислексии так или иначе ощущается в ее жизни и сегодня, что лишний раз доказывает: людям с этой особенностью нужна адекватная поддержка — терапевтическая, педагогическая и психологическая. Кроме того, к несчастью, подобная особенность может стать фоном для буллинга ребенка в школе.
Помогут ранняя диагностика и долгие занятия
По мнению Александра Корнева, профессора, заведующего кафедрой логопатологии, заведующего Лабораторией нейрокогнитивных технологий НИЦ СПбГПМУ, чрезвычайно важна ранняя диагностика дислексии — это позволит и заблаговременно начать работу с ребенком, и подобрать условия обучения, учитывающие его трудности.
«Дислексией называют стойкую неспособность научиться читать в условиях обычного обучения в школе при сохранном интеллекте. В ее возникновении значительную роль играет наследственность. Это подтвердилось при нашем исследовании 500 человек, занимающихся на онлайн-платформе sdlogy.ru. Примерно у половины отцов детей с дислексией были похожие проблемы. По сути, это мешает детям учиться по тем предметам, где нужно работать с учебниками. По моим наблюдениям, большинство дислексиков пока не получают полноценной профессиональной помощи. Связано это во многом с отсутствием регулярной скрининг-диагностики в школах, а выявлять эту особенность следует как можно раньше. Для этого уже давно создан общедоступный инструментарий, который позволяет в пять-шесть лет определить среди детей группу риска. Если мы начнем заниматься проблемой так рано, то есть шанс справиться со всеми последствиями. В целом коррекционная помощь таким детям необходима профессиональная и долгая. У меня есть история из практики, когда регулярные занятия на протяжении пяти лет действительно привели к хорошему результату. Но не каждый родитель выдерживает это», — отметил профессор.
По словам Корнева, побороть дислексию позволят регулярные занятия на долгосрочной основе, комплексная абилитация с участием нескольких специалистов — логопеда, психолога. Иногда бывает необходима и медикаментозная поддержка врачей. «Вот, пожалуй, идеальный рецепт, который повышает вероятность хорошего результата», — резюмировал завкафедрой логопатологии, заведующий Лабораторией нейрокогнитивных технологий НИЦ СПбГПМУ.
Елена Ворошилова, заведующая лабораторией образования и комплексной абилитации детей с нарушениями речи Института коррекционной педагогики, также подчеркнула важность ранней диагностики дислексии и рассказала о мерах, которые помогают адаптировать образовательный материал для детей с такими особенностями. «Проблема у большинства детей может быть решена еще на уровне дошкольного образования. Важно, чтобы были проведены скрининги, чтобы была проведена система работы в тесном взаимодействии не только Министерства просвещения, но и системы здравоохранения. В советское время у нас были как раз комплексные массовые скрининги в определенные возрастные периоды жизни ребенка: в три, пять лет и уже перед приходом в школу, и такой ребенок вовремя выявлялся. Как правило, у большинства детей, которых потом мы фиксируем как дислексиков, трудности в устной речи отмечаются на периоде дошкольного возраста, и эти проблемы можно преодолеть и устранить. Мы, как подведомственное учреждение Министерства просвещения, ведем эту работу. В частности, разрабатываются федеральные государственные образовательные стандарты, где учтены особенности детей данной категории. Готовятся специальные программы для детей с ОВЗ, которые помогают детям освоить образовательный стандарт, однако родители не всегда готовы к прохождению психолого-медико-педагогической комиссии для получения ребенком статуса, обеспечивающего обучение по коррекционным программам», — пояснила Ворошилова.
Готова ли школа к детям-дислексикам?
Впрочем, организации квалифицированной терапии может оказаться недостаточно для того, чтобы адаптировать ребенка с дислексией в обществе и помочь ему получить полноценное образование. По мнению Анны Скрозниковой, члена комитета Госдумы по просвещению, поддержка таких детей требует комплексного подхода, включающего индивидуализированное обучение, подготовку учителей, использование современных технологий и создание благоприятной атмосферы.
«Дислексия — не просто трудности с чтением, это особенность, которая влияет на успехи ребенка в учебе и требует комплексного подхода. Взаимодействие между школой, семьей и специалистами — это ключевой аспект создания эффективной и дружелюбной среды. Учебные заведения должны быть готовы выявлять и поддерживать детей с дислексией, обеспечивая их необходимыми ресурсами и адаптированными учебными программами. Вовлечение родителей в процесс обучения через образовательные семинары поможет им понять, как лучше поддерживать детей в учебе. Родители должны иметь полный доступ к информации о том, как помочь ребенку преодолеть трудности», — высказала мнение Анна Скрозникова.
Нужно ли уточнять правовой статус детей с дислексией?
По мнению Ольги Коробовой, члена комитета Госдумы по защите семьи, вопросам отцовства, материнства и детства, на сегодняшний день необходимости в изменении нормативной базы и обновлении законодательства, защищающего права детей-дислексиков, нет: необходимо лишь научиться эффективнее использовать существующие инструменты.
«На мой взгляд, у нас есть уже те механизмы и правовые инструменты, которые позволят помочь в такой ситуации. Мы просто недостаточно их используем, мало говорим о проблеме, не привлекаем к ней должного внимания. Самое главное, что сейчас мы можем сделать, это координация межведомственной работы со всеми задействованными институтами. Во-первых, это выявление, диагностика — должны быть выстроены четкие алгоритмы. Во-вторых, необходимо разграничение: дислексия это или другая проблематика, какие подходы нужны в обучении этого конкретного ребенка. Исходя из этих аспектов должен выстраиваться маршрут обучения и работы с каждым ребенком», — поделилась мнением Ольга Коробова.
Как родителям принять и ситуацию, и помощь специалистов
Еще один важный аспект помощи детям-дислексикам осветила Анна Савина, президент фонда содействия людям с дислексией «Сила слова». По ее мнению, дислексия, как и другие расстройства, требующие вмешательства специалистов, до сих пор стигматизированы в обществе. Родителю на этом фоне бывает трудно признать проблему и принять помощь, а попытки поддержки со стороны педагогов, врачей и других экспертов воспринимаются как вмешательство государства в жизнь семьи.
«Действительно, есть проверенная, эффективная методика раннего вмешательства. Но для того, чтобы схема работала, родитель должен понимать, что необходимо принять помощь специалистов. Мы как фонд много работаем с родителями и с педагогическим сообществом. Педагоги загружены так, что любая спущенная инструкция воспринимается ими не во благо. Потому что они понимают, что им придется работать, работать и еще раз работать. Педагоги пытаются исключить из своих классов неуспешных, на их взгляд, детей, потому что с ними работать тяжелее и это портит статистику.
Мы общаемся с родителями, и могу сказать, что они боятся любого вмешательства государства в ход развития ребенка: боятся ПМПК (психолого-медико-педагогической комиссии), боятся диагностики по дислексии, демонизируют диагноз, опасаются государственных психиатров. Взрослые, ориентируясь на устаревшие стереотипы, полагают, что факт такого лечения может негативно повлиять на будущее ребенка. Поэтому им легче утаить, зайти к педагогу, договориться об оценках для того, чтобы этот ребенок закончил школу. Но что же е испытывает ребенок, находящийся внутри этой ситуации? А проблема дислексии — это и последствия самой дислексии, и последствия неуспешности в школе. Потом мы начинаем обсуждать новые данные по депрессивным состояниям, ожирениям, компульсивным заеданиям — все те вещи, с которыми мы боремся в стране. Но мы не смотрим на то, что же является первопричиной. Первопричина — это наши дети в самом начале нашего жизненного пути. Именно поэтому так важно не научить его читать, а в первую очередь научить его жить даже с этой проблемой. И научить общество принимать это», — считает Анна Савина. С этим сложно поспорить: системная работа должна выстраиваться не только по инициативе государства, но и встречать содействие, заинтересованность и открытость со стороны семьи ребенка.
Кроме того, Савина подчеркнула особенную важность эффективного межведомственного взаимодействия для помощи детям-дислексикам.