Война — отец всего, говорит Гераклит. Несмотря на потрясающий прогресс во всех сферах, с древнейших времен и до наших дней человечество «находится в плену» у войны. Осуждаемая и проклинаемая, она чрезвычайно живуча и практически всегда с нами. Более того, «она закрепляется в общественном сознании в качестве наиболее важного элемента истории, который обеспечивает национальную идентификацию и преемственность поколений». Ни торжество разума, обещанное Просвещением, ни разрекламированное «миролюбие демократий», распространившихся на большую часть планеты, не смогло уничтожить войну. Нам остается только искать объяснения ее неистребимости — и пытаться ввести войну в определенные рамки, не угрожающие существованию человеческого рода в целом. Таким поискам и посвящена книга Арсения Куманькова. Он выделяет четыре главных политико-философских подхода к войне: политический реализм, теорию справедливой войны, милитаризм и пацифизм.
Политические реалисты признают ключевым участником международных отношений государство. В своих действиях государство руководствуется не моралью, а интересами. Гармонию интересов различных государств установить очень трудно, если вообще возможно. Поэтому они постоянно конфликтуют. Международная безопасность зависит от доминирующей в данный момент державы. «Война в этой системе выполняет функцию одного из инструментов регулирования международных отношений». Противоположный подход, пацифизм, строго исключает любую возможность насилия и убийства, не признает моральным любой вид войны, включая оборонительную. Борьбу, считают пацифисты, можно и нужно вести ненасильственными методами, ведь они не только морально безупречны, но и весьма эффективны. Еще один подход, милитаристский, напротив, морально оправдывает войну и даже придает ей высокую ценность. Именно на войне человек приобретает добродетели воина, которые иным способом заиметь затруднительно. «Война воспитывает солдата-гражданина, безоговорочно преданного своему государству. А государство закаляется в горниле войны, обновляется в борьбе и доказывает свое право на существование». Итак, война для милитариста сродни очистительной силе, спасающей человека от морального разложения, а государство от упадка и гибели.
Наконец, теория справедливой войны апеллирует к базовым моральным принципам, на которых строится политическое взаимодействие. Она отвергает вмешательство в чужие дела и, тем более, насилие как инструменты международных отношений. Увы, существуют случаи, когда именно мораль побуждает взяться за оружие. Именно так и начинается «справедливая война». Чтобы быть справедливой, война должна отвечать нескольким условиям. Например, ее можно начинать только при наличии действительно веской причины; сначала нужно испробовать все доступные невоенные способы разрешения конфликта; война должна быть соразмерной совершенному противником злу; целью войны должно быть восстановление справедливости и мира; войну может объявить только легитимная власть. Начав справедливую войну, и вести ее следует справедливо: использовать только необходимый уровень насилия, не применять его против гражданского населения, нонкомбатантов и пленных. Наконец, завершать войну следует справедливым миром, подразумевающим пропорциональное наказание агрессора, взимание с него репараций, сохранение территориальной целостности и суверенитета государств — участников войны (включая агрессора). Допускается только сменить руководство страны-агрессора во избежание новых войн.
Нынешняя популярность пацифизма и теории справедливой войны, по мнению автора, объясняется теми изменениями, которые претерпела война с момента вступления человечества в индустриальную фазу. Научный прогресс, развитие техники, рост экономического могущества государств, населения и массового образования создали условия для глубокой трансформации войны. Если до конца XIX века войны обычно были ограниченными по масштабам, используемым средствам, численности воюющих и преследуемым целям, то Первая мировая открыла эпоху «тотальных войн». Насилие приняло абсолютную форму, приведя ко всемирной бойне. Сражались уже не профессиональные армии, а целые народы, одетые в военную форму. Экономики были переведены на военные рельсы, к станкам встали женщины и дети, чьи мужья и отцы ушли на фронт. Целью войны стало не поражение, а уничтожение противника. Политики потеряли контроль над войной, управление нациями перешло в руки военных. Гигантских размеров достигли человеческие потери сторон, убийства и насилие над мирными жителями. Милитаризировалось само общественное сознание! Результатом тотальной войны стал раздел мира между двумя сверхдержавами, накопившими арсеналы ядерного оружия, способные многократно уничтожить все человечество в считанные дни. Ужас перед такой перспективой превратил советско-американское противостояние в стабилизирующий режим, исключивший на практике вероятность новой тотальной бойни. Холодная война, к счастью для людей, пришла на смену «горячей».
Крах СССР и «момент однополярности», т.е. единоличного доминирования США, на время устранил угрозу ядерной войны. Однако всеобщего мира не наступило. Во-первых, продолжаются военные конфликты за пределами Запада. Во-вторых, США злоупотребили своей гегемонией и под разными легендами продолжили военные интервенции в разных частях света. В-третьих, на сцену вышли многочисленные негосударственные акторы, сделавшие войну инструментом достижения собственных целей. Ввиду несопоставимости военных сил, с одной стороны, США и их союзников, а с другой — всех остальных государственных и негосударственных игроков, распространение получили «асимметричные войны». Регулярным армиям здесь противостоят террористы, повстанцы, партизаны. Воевать с ними сложно, замириться — еще сложнее. Не желая по разным причинам ввязываться в полномасштабное вооруженное противостояние, государства стали практиковать «гибридные войны», сочетающие сразу несколько типов противоборства. Собственно военные действия теперь дополняются попытками дестабилизировать «противника при помощи экономических, политических, медийных и пропагандистских инструментов», а также террористических и кибератак. В гибридной войне теряется бинарность позиций участников, размывается грань между войной и миром, законными и незаконными средствами ведения войны, государственными и негосударственными акторами (например, ЧВК). Сама возможность завершения гибридной войны настоящим миром становится затруднительной.
Развитые страны сегодня живут в «постгероическую эпоху», когда резко падает желание граждан участвовать в войнах, жертвовать собой, терпеть военные потери ради абстрактных целей и устаревших ценностей. Как же воевать демобилизированному обществу в таких условиях? Кибервойна, «приватизация войны» посредством ЧВК и война роботов — три уловки, позволяющие Западу продолжать это делать. Если богатые средневековые города нанимали кондотьеров с дружинами, готовых воевать за их интересы, то сегодня это делают ЧВК. А завтра, похоже, их сменят боевые роботы. Последних не нужно мотивировать, награждать, помогать им с посттравматическими расстройствами, а их гибель никого не расстроит. Высокоточность и управляемость роботов, как предполагается, сократит ненужные разрушения и потери среди гражданского населения. Технологическое превосходство развязывает руки стратегам развитых стран, которые могут не опасаться ответного удара… Так, по крайней мере, все выглядит в теории. На практике существующее высокоточное оружие отнюдь не высокоточно, ошибки применения и потери среди нонкомбатантов превышают все ожидания, а ответные удары — в виде терроризма и проч. — наносятся все чаще. Утопия чистой и эффективной «войны роботов», избавляя руководителей государств от объяснения с гражданами, не снижает, а наоборот, усиливает риск учащения войн и увеличения наносимого ими ущерба. А значит, война остается с нами — и, похоже, надолго!
Другие рецензии Валерия Фёдорова можно прочесть в книге «Ума палата» (М., ВЦИОМ, 2023)