Что хотите найти?

В своей программной книге замечательный исследователь отечественной социальной реальности, профессор Высшей школы экономики и председатель экспертного совета фонда поддержки социальных исследований «Хамовники», бывший руководитель Экспертного управления Президента РФ Симон Кордонский обобщает свой взгляд на современную социальную структуру нашей страны. По его мнению, существующие и официально принятые её описания принципиально не схватывают важнейшие социальные факты и скорее мистифицируют наблюдателя (и актора), чем объясняют происходящее. Говоря проще, классов в современной России Кордонский не находит — ни «среднего», ни «высшего», ни «низшего». Нет здесь, на его взгляд, ни класса капиталистов, ни класса наемных работников. Что же есть? Есть… сословия! В чем же разница? В том, что «понятие классов используется для описания социальных иерархий в отношениях потребления, в то время как понятие сословий введено для описания иерархий служения, или обслуживания, прав и привилегий». Тезис автора состоит в том, что мнение о замене сословных различий классовыми по мере перехода от феодального к рыночному (капиталистическому) обществу — неверно! «Сословные формы организации социальной жизни (например, аристократия) процветают и в современных обществах, сосуществуя с классовой структурой». И Россия здесь отнюдь не исключение. 
 
Специфика сословной структуры «предполагает неравенство граждан перед законом» (в отличие от юридического равенства представителей разных классов — они не равны только экономическими возможностями). Это неравенство «заключается в том, что сословия имеют различающиеся права и обязанности перед государством и несут разные государственные повинности». Разные сословия связываются в общую социальную структуру «отношениями служения и откупа (дани, оброка, подати, ренты и пр.)». Сословная принадлежность часто наследуется («трудовые династии»), потому что «люди с рождения существуют в системе взаимного служения и обслуживания» и не мыслят себе мир по-другому. В сословном обществе есть свое представление о справедливости, отличное от представлений, характерных для классовых обществ. «Добросовестное служение вознаграждается — жалуется сувереном, а размер жалованья (содержания) должен быть пропорционален общепринятой в данном обществе значимости служения». Отклонения от этого принципа квалифицируются сословиями как «несправедливость». Особенно часто несправедливым считается «чрезмерное» обогащение, ведь «само понятие труда ради заработка чуждо сословному устройству». Вместо рыночной оплаты по труду и доходов от бизнеса здесь «доминируют институты довольствия, жалованья, сословной ренты, гонорара, пенсии, пайки и другие формы распределения ресурсов сообразно сословной принадлежности и статусу в сословии». Чем выше то и другое — тем больше человеку «положено», иное же несправедливо и вызывает законное общественное возмущение.
 
Вообще, «деление ресурсов составляет содержание общественной жизни» для сословий, тогда как в классовом обществе экономика основана «на конверсии ресурсов в капиталы и их расширенном воспроизводстве». Деление происходит через государство, поэтому жизнь общества и государства становятся неразделимы, теряет смысл даже само разделение этих двух сущностей: здесь всё — государство и всё — общество. Тем более речь здесь не может идти о каком-то демократическом устройстве: это понятие совсем из другой жизни. «Классовой структуре общества соответствуют капиталистическая организация хозяйства, всеобъемлющий рынок с его товарами и деньгами и демократия. Сословной структуре соответствует ресурсная организация хозяйственной жизни, локальные рынки-базары и такие формы согласования интересов, как сословные собрания и соборы». Реальная жизнь представляет собой сочетание классового и сословного принципов организации: даже в классовом обществе сохраняются элементы сословности, а сословное общество сосуществует с некоторыми элементами классовости. В жизни российского общества, утверждает автор, доминирует сословный принцип. Его торжество приходится на периоды стабильности и мира — именно тогда Россия определяется как «ресурсное государство, в котором ресурсы не преумножаются, а распределяются — делятся между сословиями». Наоборот, при исчерпании ресурсов и невозможности их приращения «происходят фазовые изменения сословной структуры — революции разного масштаба, при которых одни сословия исчезают, другие формируются, но уже на иной ресурсной базе».
 
Кордонский обращает внимание на дефицит в России политики как таковой, её маловажность и неотделимость от социальных отношений. Ведь в капиталистическом обществе «погоду делают… отношения между богатыми и бедными, интересы которых представлены… политическими партиями». В сословном же обществе «политика и политические институты находятся на периферии социального устройства, режим считается авторитарным и недемократичным, личность и свобода реализуются в основном в рамках сословных институтов». Если нет личности вне сословной определенности, то нет и насущной необходимости в демократии как институте согласования интересов. При полном доминировании сословности социальное устройство синкретично, будь то корпорация, феод или «общенародное государство» (советская официальная терминология). Есть ли у нас шанс на замену сословной структуры классовой? Есть, и он возникает обычно перед революциями, которые разрушают сословную структуру. Увы, одновременно они разрушают и нарождающиеся классы, поэтому «классовая структура в России уже больше 100 лет не может сформироваться, ее сметают волны сословной жажды социальной справедливости, после которых на выжженном революциями социальном поле вырастают, как сорняки, новые сословия». Вот такая дурная бесконечность…
 
Сегодня Россия стоит на растяжке: не видно, «каким образом страна, не возрождая в полной мере — в ущерб рынку и демократии — ресурсное хозяйство и сословное устройство, сможет выйти из синкретической экономической-социальной-политической депрессии». Непонятно также, как она, «не развивая внутренний полномасштабный рынок, может взаимодействовать с транснациональными корпорациями и быть агентом мировых экономических процессов». Наша страна, самоорганизуясь как огромная корпорация, стремится «взаимодействовать с агентами глобального рынка как национальное государство». Поэтому она находится «в противофазе мироустройству, в котором рынки находятся как бы внутри государства, а корпорации — как бы вне их». Запутанность ситуации и непризнанность сословного характера нашего общества мешают выходу из этого тупика. «В актуальной реальности нет групп, с которыми люди могут себя однозначно идентифицировать… Маргинальность нашего общества всеохватывающая и проявляется в ослаблении институтов семьи и социализации, в наркотизации, алкоголизации, а также в повальном нецелевом использовании и расхищении ресурсов». Преодолеть аномию власть пытается, создавая новую структуру. По мнению Кордонского, эту реальность стоило бы признать — это позволило бы начать наконец решать не придуманные, а реальные проблемы, управлять социальными процессами, а не игнорировать их, совершенствовать существующие институты, а не изобретать или импортировать новые, для которых де-факто нет места в нашем обществе. Путь трудный, но потенциально продуктивный.