Небольшая книжка корифея отечественных историко-политических исследований посвящена ключевым характеристикам русской политической культуры. Ключевой вопрос здесь — о её изменчивости, способности к обновлению или, наоборот, фундаментальной неизменности, иммунитете к переменам. Пивоваров считает, что «после всех перестроек и реформ эссенция русской политии сохранилась. То есть что-то ушло, что-то появилось новое, однако главное, фундаментальное, “природа” все та же». Многочисленные эпизоды «транзита» в русской истории автор описывает так: «отречемся от старого мира, разрушим его до основания, построим новый и вдруг обнаружим, что все это на самом деле было спасением мира старого — не по форме, по существу». Путинская стабилизация после ельцинских реформ — это «не просто “возвращение” к советским временам. Это вообще возвращение. К тому, что было всегда. Было, несмотря на множество реформ, поверхностный политический плюрализм, кратковременные эпохи публичной политики».
Что же было всегда? А было (и есть) то, что Пивоваров называет самодержавной политической культурой. Её главная характеристика — «властецентричность». Власть у нас — «ведущее действующее лицо исторического процесса, в ходе которого лишь меняет свои наименования». Власть всегда персонифицирована и имеет конкретного носителя — в отличие от Запада, где власть имеет абстрактную природу и отделена от личности правителя. Разделение властей у нас существует, но только уровнем ниже (т.е. носит технический, служебный характер — как различие между полицией и госбезопасностью), а наверху — неразделенная, абсолютная Власть. Она «субстанция и субстанциальна», «посредствующие власти — функции и функциональны». Иными словами, «парламент, администрация и суд — не более чем исполнительные органы Власти». Последние пятьсот лет Россия «имеет два параллельных типа высших административных организаций»: технически-специализированные (приказы, коллегии, министерства) и абсолютно-самодержавные (государев двор, императорская канцелярия, ЦК КПСС, Администрация Президента). Последние занимаются всем, осуществляя связь между Властью и «посредствующими властями». Объект управления — один (страна, народ), а систем управления — две. Это делает конфликт между ними естественным и неизбывным. Как установил еще Ключевский, «в России нет борьбы партий, но есть борьба учреждений». Общественные противоречия, которые Запад решает через борьбу партий, у нас решаются через борьбу ведомств. Не имеет значения, что КПРФ соперничает с ЛДПР; имеет значение, что Минфин соперничает с Минпромторгом. И это не девиантность нашего развития, а его норма!
Другая особенность нашей системы управления — её неинституциональность. «Основным элементом, «актором» администрации является не «институт», а всякого рода «чрезвычайные комиссии». Институты, будучи конституционно узаконены, осуществляют правильное управление; чрезвычайные комиссии создаются тогда, когда задачи управления не решаются посредством институтов. Конституционно они не существуют и часто выходят за пределы права. «Русская Власть не может допустить становления «правильной» институциональной системы. Такая система была бы вызовом Власти, ограничивала бы её, ставила под вопрос ее доминирующее положение». Власть и институты в России — «взаимоисключающие феномены». Глубоко неслучайно, что в РФ «самостоятельного правительства тоже нет. «Силовые» министерства (и МИД) напрямую подчинены президенту, остальные — под контролем Администрации». Нет и самостоятельной «партии власти», она напрямую управляется из АП и лишь называет себя «правящей». Вообще, русская Власть периодически пытается преобразовать общество по своему образу и подобию и для этого создает специальные «внесистемные» организации: опричнину, петровскую гвардию, партию большевиков… Эти организации несут новые, альтернативные обществу мировоззренческие ценности. Их задача — спасти гибнущую, неадекватную обстоятельствам форму Власти через решительные перемены и в ней самой, и в обществе.
Нынешний этап развития «Русской Системы» Пивоваров считает третьим после самодержавного и советского. Сегодня «население уже не является Популяцией по преимуществу. И власть вынуждена с этим считаться». Большая доля русского народа «вышла за пределы социального пространства, превратилась в асоциалов. Она находится вне зон права, общественного контроля», социальных норм, табу и др. Такое общество не может не быть конфликтным, и путинская власть это понимает. Она, в отличие от советской, не намерена уничтожить источники конфликтности, она просто хочет придать им неразрушительную форму. Если на Западе это достигается путем формирования устойчивой партийной системы, где все партии базируются на «среднем классе», но в России, за его отсутствием, формой такого урегулирования конфликтов, ограничения их является… «партия власти». Конфликты происходят внутри неё, не разрушая общество! Это просто форма «организации служилых людей в новое управляющее сословие». Такую форму автор называет «властная плазма». В отличие от западной «социальной плазмы», построенной на основе общих правил игры, «властная плазма» строится на основе коррупции. «В известном смысле коррупция и есть плазма, в которой протекают конфликты — переделы. Коррупция — это среда, в которой развертывает себя в пространстве и времени “государство”».
Распад СССР создал очередную возможность «постепенной элиминации самозванческо-самодержавного принципа». Институт выборов мог отправить его в небытие. Шанс оказался упущен: вместо выборов возник «произвол наследничества, “назначение” президента-наследника». Всенародные выборы сегодня лишь создают необходимую политическую фикцию, реально же власть наша — «избирательно-наследственная по происхождению и ограниченно-самодержавная по составу». Русская власть — очень гибка и изобретательна и легко меняет «идеологические» одежды: «когда ей надо, она и сталинский френчик набросит, и в пузатобрежневский костюм залезет, и “без галстуков” пройдется. Главное, из всех этих катавасий Власть снова выходит молодой, энергичной, не оставляющей никаких сомнений в своей витальности». Судьба русской публичной политики в свете этих размышлений представляется Пивоварову крайне печальной. Реальных способов смены власти, «выхода из колеса сансары» он не видит и не предлагает. Только предупреждает русских антилиберальных мыслителей и интеллигентов, что нужно «твердо помнить уроки ушедшего века. Среди них главный: вологодский конвой шуток не понимает».