«Рождение свободы». Кто-то может подумать: «Он серьезно это говорит или свалился сюда с другой планеты? Может, он не знает о Трампе, о выходе Великобритании из ЕС, об авторитарных режимах в таких странах, как Турция и подобных ей, а также о спаде демократии?» Очень часто в последнее время мы читаем различные статьи о правом популизме и о большом количестве различных современных трендов, которые как раз говорят о снижении демократии. Если посмотреть на историю академических, научных дискуссий, то мы увидим, что пессимистическая и оптимистическая риторика все время сменяют друг друга, и очевидно, сейчас мы находимся в пессимистическом цикле. Но давайте не путать цикл и долгосрочную тенденцию.
Есть различные социальные индикаторы уровня демократии в разных странах мира. Мы видим долгосрочные тенденции, которые показывают, что по всему миру наблюдается рост уровня демократии, и мы должны понимать, что Ближний Восток и Африка – это еще не все части света, просто они меньше всего затронуты этой тенденцией. В моей книге во вступлении я говорю о тенденциях человеческого развития и об индикаторах качества жизни, основанных в том числе на показателях долгосрочности жизни и других. С 1970-х годов до сегодняшнего момента наблюдается рост, есть даже некоторые свидетельства конвергенции. Сейчас, может быть, мы наблюдаем цикл спада, но это никак не сказывается на долгосрочной тенденции. И, конечно же, у меня нет хрустального шара, я не могу предсказывать будущее, даже Карл Маркс не мог этого делать, но, тем не менее, тенденции мы с вами рассматривать можем.
Немного расскажу о содержании книги. Ее ключевой концепт – «усиление человеческого потенциала». Что это такое? Мое определение: это некое сочетание определенных условий – активов, благ, как бы вы это ни называли – которые должны сойтись в одной точке, чтобы человек оказался в такой ситуации, когда он или она может выбрать тот образ жизни, который ему или ей интересен, и стремиться к нему. Это классическая идея Карла Маркса, скажете вы. Но отправной компонент этой концепции – это ресурсы.
Возможно, у вас есть определенные права, которые отражены и записаны в Конституции, свод законов, который дает людям право что-то делать или каким-то образом себя вести, но, опять же, это некая предпосылка. Людям нужны ресурсы для того, чтобы реализовывать свои права, которые в теории принадлежат им по закону или по Конституции. И когда я говорю о ресурсах, я говорю об этом в более широком контексте – я говорю о ресурсах действия. Иными словами, когда у человека есть такой ресурс – какие-то навыки, знания, информация – радиус действий, которые он может реализовывать, гораздо более широкий. Те, у кого больше средств, более высокий уровень дохода, более высокий образовательный ценз, навыки более высокой категории, доступ к определенной информации и какие-то средства связи – мобильные телефоны, смартфоны, интернет – конечно, могут достичь большего. Это то, что я и называю ресурсами действия. В некоторых случаях я также говорю об этом как о некой прошивке, или, скажем так, это – железо, это – аппаратная начинка всего того, что мы называем «человеческая жизнь».
Есть также компонент пользовательской лицензии, это – гражданские права. Конечно, люди могут понимать, что нужны определенные ресурсы, но если ты живешь в такой системе, как Северная Корея, где Конституция не наделяет людей никакими правами и свободами, то в этом случае этими правами практически невозможно воспользоваться. И, конечно, это отсутствие базового компонента. Поэтому и права, и свободы, в том числе гражданские свободы, очень важны. Я провожу различие между разными категориями прав. В принципе, это та самая идея о позитивной и негативной свободе, которую вы, возможно, помните.
Негативная свобода – это свобода от чего-то, некая сфера автономии, в которой я сам принимаю свои решения в зависимости от личных предпочтений. Свобода от вмешательства со стороны государства, других социальных групп, от давления, чтобы быть как все, в одном ряду, и здесь я говорю о личной автономии и правах на такую автономию, это очень важный компонент. Что касается позитивной свободы, то я живу в организованном обществе, как и 99% людей в мире, и для того, чтобы мне получить весь потенциал как члену общества, а не просто firewall в виде автономной сферы, мне необходимо влиять на коллективные, политические решения, которые в свою очередь влияют на то, каким образом я живу. Это налоговое законодательство, это кодексы и все остальное. Поэтому нам необходима не только негативная, но и позитивная свобода, свобода к тому, чтобы выйти за пределы личной скорлупы и войти в общественное пространство, озвучить свое мнение, и чтобы этот голос был услышан и принят во внимание. И первое, и второе очень важно в системе, поэтому здесь необходимо соблюдать определенный баланс.
Значительная часть книги концентрируется вокруг среднего компонента в этом пакете – усиление полномочий. У людей могут самые разные ресурсы: достаточно высокий уровень жизни и уровень образования и Конституция той или иной страны, которая дает человеку различные права и, гражданские свободы, демократию и так далее. Однако менталитет людей не всегда дотягивает до этих предпосылок, потому что люди думают в категориях подчинения, в категориях определения своей жизни от правительства. Они хотят, чтобы у них был сильный лидер, они не хотят быть сами по себе, они воспринимают правительство как некоего идола. Это более конформистское отношение к жизни в целом. И мы видим, что это доминирующая ментальная установка, которая определяет людей во многих странах мира.
Но моя мысль заключается в том, что этот пакет усиления человеческого потенциала действует, только когда все эти компоненты присутствуют, в том числе необходимый менталитет людей, которые проживают в той или иной стране, их желание управлять своей жизнью. Это самоопределение, свобода выбора, но вместе с тем и равные возможности. И когда я говорю об эмансипирующих ценностях и свободах, которые представляют собой ментальный процесс, то здесь есть либертарианский компонент, где акцент делается на свободе выбора человека, и эгалитарный компонент, где акцент делается на равные возможности для выбора. Равные возможности создают предпосылки для неприятия людьми дискриминации, и тогда людей можно легко мобилизовать на активное выступление против гендерно-расовой дискриминации, дискриминации геев и нарушений других категорий прав, которые могут рассматриваться как нарушение определенных норм достоинства. Поэтому эгалитарный компонент имеет большое значение для того, чтобы люди развивали определенную солидарность с другими людьми, чтобы они соединяли свои усилия на общее благо, как это происходит во многих гражданских обществах.
И еще одна мысль, которую я хочу донести: все эти аспекты должны быть сопряжены для того, чтобы потенциал человека был полностью раскрыт в обществе. Я собирал данные о том, какой индекс будет у той или иной страны в зависимости от ресурсов, доступных человеку, от того, как люди воспринимают эти самые эмансипативные ценности, и от того, в какой степени эти три эмпирических аспекта тесно увязаны между собой. Есть очень немного стран, у которых очень высокая оценка по этой шкале, но чаще по какому-то аспекту высокая, а по какому-то – низкая. Поэтому есть тенденция, когда некоторые страны по всем трем аспектам показывают примерно одну и ту же оценку. Вывод из этого изыскания может звучать так: эта связь между тремя аспектами носит не только концептуальный характер, но и эмпирический, который показывает, как страна живет не на концептуальном, а на реальном уровне.
Третье утверждение, которое носит, наверное, наиболее спорный характер, это проблема яйца и курицы, что было первым – эти три компонента возникают сразу, взаимоподкрепляя друг друга, или есть какой-то порядок их возникновения. Здесь я проявляю себя как настоящего марксиста: сначала ресурсы, затем ценности, потом институты. Я делаю особый акцент на этой точке зрения, потому что позиционирую себя против, например, Робинсона, Аджемоглу и других политэкономистов, которые говорят, что сначала должны установиться институты. Я в это не верю и считаю, что у меня есть определенные данные, которые опровергают такую предпосылку. В принципе, вполне вероятно, что институты – это создания человека, и когда мы создаем их, у нас уже есть определенная концепция в голове: какими мы хотим видеть эти институты, это те ценности, которые мы вкладываем в них и которые должны быть там до того, как мы сконструируем тот или иной институт. Для меня это практически неизбежный вывод, и он приводит меня к тому, что я говорю: сначала ценности, а потом институты – не наоборот.
Но, опять же, вопрос: ценности сами по себе – это не только и не столько вопрос выбора человека, потому что общество никогда не бывает в такой ситуации, когда люди сходятся вместе и начинают размышлять: «Слушайте, давайте установим такие и такие ценности. Вот меню ценностей, давайте из него выберем ценности, которые кажутся нам наиболее приемлемыми». Нет. Ценности – это отражение практических задач, почему наш вид выживал и выживает. Это то, чего мы хотим, и оно всегда связано с реальностью, поскольку там есть определенная полезность и эта полезность побуждает нас привязывать наши пожелания к тому, чего можно достичь в тех или иных условиях. Если люди не обладают достаточным объемом ресурсов (и данные подкрепляют эту идею), они не делают акцент на эмансипативных ценностях, потому что в такой ситуации эти ценности не несут жизненной ценности, не утилитарны. Это означает, что ценности свободы – не константа, не инвариант.
Конечно, если бы мы дали людям каталог желаний и там была свобода, большинство людей, наверное, выбрали бы свободу как одно из желаний, но когда не хватает двух вещей и нужно выбрать либо первое, либо второе, приоритеты меняются. Я здесь опираюсь на иерархию Маслоу: если в дефиците безопасность и свобода, большинство людей отдадут приоритет безопасности, потому что она ближе к режиму выживания. Но развернем эту ситуацию: если вы получили безопасность, вы поднимаетесь по лестнице утилитарных свобод, и тогда приобретает важность то, каким образом человек рассматривает ценность своей жизни. Иными словами, это цель и средства: вы не получаете свободу для того, чтобы получить безопасность. Скорее всего, наоборот. Это эволюционный принцип.
Еще один важный вопрос, который мы можем задать себе: когда мы говорим о счастье и счастье человека. Мы понимаем, что у эмансипативных ценностей есть интересные подтексты и прекрасные последствия, но все это не приводит к общему счастью. И что тогда? Если многие люди счастливы, то это уже позитивный социальный индикатор, и в одной из глав книги я рассматриваю вопрос – влияют ли эти ценности на наше субъективное благосостояние. Связь достаточно слабая, но все будет зависеть от того, как сильно человек акцентирует эмансипативную ценность. Есть косвенный эффект: эмансипативные ценности пробуждают внутреннюю мотивацию человека, у него появляется страстное желание сделать что-то, у него возникает другая мотивация к работе, и он идет на работу в первую очередь не для того, чтобы зарабатывать деньги на проживание, а потому, что получает удовлетворение от выполнения этой работы. Мне кажется, что исследователи и ученые – как раз очень хороший пример такого явления. Я, например, обожаю свою работу. И это внутренняя мотивация. Из большого количества других психологических исследований мы знаем, что есть определенные механизмы, которые ведут к счастью, и можно выбрать разные стратегии. Но те люди, которые выбирают внутреннюю мотивацию, в итоге получают больше счастья, чем те люди, которые выбирают мотивацию внешнюю.