Рецензия опубликована в журнале «Историк» (№ 7, 2025 г.)
Эпоха перестройки — время триумфа позднесоветской интеллигенции, завершившегося настоящей катастрофой — и для страны в целом, и для интеллигенции в частности. Радикальные реформы, которых так яро требовали интеллигенты, похоронили их собственную социальную среду, убрали их лидеров с политической сцены и оставили по себе всеобщее глубокое разочарование. Почему триумф советских интеллигентов был таким кратковременным, а их падение — столь драматичным? Современный канадский исследователь Гийом Совэ анализирует метаморфозы наших интеллигентов, которые сами подготовили свой крах. Демократия, о которой они мечтали, не состоялась; насколько же справедливо упрекать их в этом? Чтобы ответить на эти вопросы, Совэ реконструирует взгляды и позицию позднесоветских интеллигентов, сложившиеся на раннем этапе перестройки (1987-1989), а затем показывает, как они подвергались испытанию на прочность в ходе драматических событий, связанных с распадом СССР и зарождением на его руинах новой российской государственности (1989-1993).
Все началось с Горбачева, который в 1986 г. провозгласил политику «гласности» и призвал интеллигенцию высказывать свое мнение, открыто обсуждать проблемы, стоящие перед страной. Целью его было обеспечить поддержку провозглашенному им курсу на перестройку и ослабить позиции консерваторов. Так началась «золотая эра для советских интеллектуалов, которые стали любимцами газет, журналов и телевизионных программ». Те, кого раньше знали только в узком кругу посвященных, внезапно превратились в знаменитостей, их влияние на общественное мнение достигло умопомрачительного уровня. Выступая в качестве «совести нации», призывая к переменам и ко все более радикальному отказу от советской идеологии, новые кумиры привлекли на свою сторону широкие слои городского образованного населения. Началась политическая активизация, прошли первые полусвободные выборы, стартовал процесс создания движений и партий. Интеллигенты их возглавили и мобилизовали массы против КПСС и «партократии». Их платформой стало движение «Демократическая Россия», которое привело к власти Бориса Ельцина.
Ельцин обещает покончить с административно-командной системой — и ради этого требует себе, как до него Горбачев, все новых полномочий. В этом он получает поддержку интеллигенции. Однако, «поощряя концентрацию власти в руках президента, они вскоре оказались отодвинутыми на второй план вместе со всеми теми, кто мог бы сформировать систему сдержек и противовесов, и потом беспомощно наблюдали, как в Чечне разгорается кровопролитная война». Отказавшись от политической самостоятельности, лидеры «Демократической России» весь свой авторитет положили на алтарь ельцинских «радикальных реформ». Тем самым они отказались от собственной политической субъектности и лишились возможности критиковать курс президента, который все больше расходился с ожиданиями народа и его собственными обещаниями. Либеральная интеллигенция оказалась «дискредитирована связью со все более авторитарным режимом Ельцина и экономическими реформами, которые ввергли большую часть населения в нищету». Поддержка либеральных партий на выборах снизилась до ничтожного уровня, а презираемые и атакуемые ими в годы «перестройки» патриоты и консерваторы получили огромную популярность.
Пытаясь разобраться в причинах этой коллизии, Совэ анализирует линии разлома основных дебатов, в которых позднесоветская интеллигенция формировала и оттачивала свою либеральную позицию в противовес патриотическим и консервативным идеологам. Рост популярности либеральных идей автор связывает со всеобщим ощущением глубокого морального упадка, охватившим наше общество накануне перестройки, и распространявшимся желанием «жить не по лжи». Лозунги «общечеловеческих ценностей» отражали стремление отказаться от «двойной морали» и постоянного несоответствия официальной советской идеологии реалиям общественной жизни. Позднесоветский либерализм, таким образом, питался «наследием гуманистического социализма, который сочетает идеалы Просвещения — рациональное управление обществом, прямолинейный и телеологический прогресс, универсализм ценностей — с романтическими устремлениями: полным и гармоничным развитием личности, естественным развитием общества». Предполагалось, что обновление социализма приведет к моральному очищению и установлению в СССР по-настоящему демократического строя.
Однако на практике отмена цензуры и свобода слова привели не к консолидации, а к еще большему разобщению, открытой и ожесточенной политической борьбе, поляризации мнений и интересов. Возникла проблема соответствия целей и средств: как интеллигентам относиться к реформаторской власти, которая не следует их советам и ведет собственную линию? Надо ли объединяться вокруг нее ради победы над советскими консерваторами или формировать собственную политическую платформу? Выбор большинства интеллигентов оказался в пользу поддержки реформаторов во власти. Этот выбор был обусловлен страхом, с одной стороны, консервативного реванша, а с другой — «русского бунта, бессмысленного и беспощадного». Желая уберечь нарождающуюся демократию от «антилиберальных сил и морального разложения народа», они поддержали расстрел парламента, отказ от разделения власти, фальсификацию выборов и референдумов. Получившийся в итоге режим уже не нуждался ни в самих интеллигентах, ни в их высокой морали. Наступило время абсолютного цинизма, воровства, растащиловки и аполитичности. Таким вот образом и был утерян шанс на создание плюралистической политической системы — ведь она требует признания конфликта нормой и исключает черно-белое морализаторство, которым были поголовно охвачены наши либеральные витии...