Вечный политический неудачник, Григорий Явлинский вместе с тем остаётся интересным экономическим аналитиком. А как показывает его книга «Периферийный авторитаризм» 2016 года, еще и сильным прогнозистом, причем не только в экономической, но и в политической сфере. Читая его работу, вышедшую вскоре после воссоединения Крыма с Россией, находишься под впечатлением, что писалась она уже в ситуации СВО. А значит, взгляд автора улавливает какие-то очень важные закономерности общественного развития, если его прогнозы, в отличие от предсказаний большинства политиков и экономистов, все-таки сбываются! Итак, «периферийный авторитаризм» по Явлинскому есть политическая надстройка над современной российской экономической системой. Это «странная эклектическая система хозяйственных отношений, в которой причудливым образом переплелись элементы недоразвитого классического капитализма; механически перенесенных на его почву институтов… постиндустриального финансового капитализма; пережитков административной и встроенной в неё теневой экономики советского типа; полуфеодальных отношений… наконец, обычного криминала». Разные уклады в этой экономике не соседствуют, а тесно переплетены между собой. Её регулирует «коктейль из правовых норм, неофициальных «понятий», административного произвола, криминального насилия… и обширного поля неопределенности». Правила игры здесь так подвижны, что меняются на протяжении одного инвестиционного цикла.
Такая сверхподвижность лишает российских капиталистов стимулов инвестировать и, напротив, резко увеличивает их стимулы вывозить капитал за границу, где все более стабильно и предсказуемо. В то же время «периферийный капитализм» обладает внутренней устойчивостью и подвержен скорее угрожающим воздействиям извне. «Он опирается на собственную социальную базу» — те слои и группы, которые даже в таких условиях способны извлекать административную и криминальную ренту из своего положения. Природные ресурсы страны не только гарантируют благополучие привилегированных слоев на многие годы вперед, но и позволяют «обеспечить работой и доходами довольно многочисленные слои тех, кто так или иначе улавливает возникающие… потоки доходов и спроса». Однако рост доходов и благосостояния такого общества не ведет к изменению его сущностных характеристик, так что российский капитализм остается «образцом окраины мирового хозяйства, экономически (и технологически) зависимой от его ядра — развитых стран Запада; сохраняющим в себе огромные анклавы архаичных хозяйственных и общественных укладов и лишенным внутренних двигателей роста и развития в виде самостоятельного накопления капитала на обновляющейся технологической основе». Перспективы преодоления этого «полузастоя» полностью «завязаны на сознательную политику государства, на политическую волю и готовность власти пойти на сверхусилия, личные риски и даже жертвы во имя достижения общественно значимых целей».
Это означало бы создание в России «диктатуры развития» по примеру Южной Кореи, Сингапура и др. Но именно такой сценарий Явлинский считает нереалистичным. По его оценке, начиная с 1991 г. наша страна последовательно и неостановимо формирует и совершенствует «периферийный авторитаризм», не имеющий ни цели, ни внутренней способности к развитию. Его цель — в упрочении монополии на власть одной элитной группы и недопущении угрозы её потери в результате конкуренции с другими элитами. Ради этого создана и культивируется политическая система застойного, или консервирующего, типа, противящаяся любым попыткам её реформировать в сторону большего динамизма и конкуренции. Это «система авторитарная, инерционная, малоэффективная и лишенная стимулов к эволюции в сторону альтернативной ей либерально-конкурентной модели». Если авторитарный характер системы утвердился еще в середине 1990-х годов, при Ельцине, то при Путине была пройдена вторая принципиальная развилка: между авторитаризмом модернизационного и застойного типа. Во главу угла было поставлено предотвращение «любых изменений, способных ослабить контроль правящей группы над обществом». В результате такого сверхконсерватизма система не разрешает возникающие противоречия, а накапливает их до тех пор, пока они не разрастаются до масштабов, несовместимых с обычной жизнью.
Это черта, за которой маячит (еще в весьма далекой перспективе) революционный взрыв. Пока же система работает на свое самовоспроизводство, позволяющее «одной доминантной группе высшей бюрократии» и дальше извлекать и распределять административную ренту, для чего нужно сохранять соответствующие экономические и социальные условия. Как эта группа обеспечивает монопольный контроль над обществом? Во-первых, путем «эффективного управления процессом формирования общественного мнения». Это делается через контроль над федеральными и региональными СМИ, которые «формируют представление об окружающей жизни у очень большой части взрослого населения страны». Людям навязывается определенная информационная повестка. Второй рычаг контроля — «тщательное отслеживание всех крупных финансовых потоков внутри страны и из-за рубежа с тем, чтобы не допустить концентрации существенных средств» у альтернативных группировок. Есть также «правящая партия», которая на деле стала выполнять роль надзорной вертикали... на которую была возложена обязанность отслеживать политическую активность регионального бизнеса, интегрируя его». Еще одно эффективное средство контроля — «национализация элит», которая под флагом борьбы с иностранным вмешательством нивелирует угрозу самостоятельной «политической активности внутри самой российской элиты».
Нынешние попытки ввести государственную идеологию, по мнению Явлинского, говорят о наступлении нового этапа в эволюции «периферийного авторитаризма». Он связан с достижением пределов экстенсивного экономического развития и крахом попыток договориться с Западом о допуске России к действительно ключевым мировым индустриям и секторам рынка. Этот крах, естественно, вызвал обострение антизападных настроений в российской элите вплоть до самого её верха. Прежде эти люди характеризовались «практически полным отсутствием серьезных идеологических концептов, тотальным релятивизмом, фетишизацией личного потребления и обогащения», отвергая любые ценности, «выходящие за горизонт индивидуального физического существования». Действуя в логике политического постмодерна, они усердно подменяли смыслы яркими картинками и символами, не рассчитанными на рациональное восприятие. Теперь же, по мере роста конфронтационного уклона в отношениях с Западом, возникла нужда в реидеологизации. Она строится исходя из интересов защиты существующего режима — с точки зрения автора, тупикового и антимодернизационного. «Снова начинает работать порочный круг, когда пропаганда наличия внешней угрозы порождает или усиливает эти угрозы, а сверхусилия в военном строительстве через деградацию экономической базы снижают, а не укрепляют фактическую способность противостоять» угрозам. Такими методами, заключает Явлинский, «система периферийного авторитаризма не просто оказывается неспособной решить главную историческую задачу России в XXI веке — преодолеть разрыв между нею и развитыми странами мира. Она начинает угрожать самому существованию страны в её нынешнем виде».