Рецензия опубликована в книге В.В. Фёдорова «Ума палата»
Последняя книга замечательного американского историка и социолога Ричарда Лахмана (1956-2021), вышедшая в 2020 г., посвящена причинам становления и гибели великих гегемонических держав. Строго разделяя империи (просто территориально обширные государства) и гегемонов (те из них, которые на определенный момент смогли навязать свое доминирование большей части мира), автор внимательно изучает историю последних, чтобы вскрыть причины их взлета и падения. Список гегемоний короток, их всего три (Нидерланды, Великобритания и США), и столько же неудачливых претендентов на эту роль (Испания, Франция и Германия).
Османскую, Российскую и Австро-Венгерскую империи Лахман не считает претендентами, ведь они не могли и «даже не стремились выгодно использовать свою коллекцию зависимых территорий для достижения военного могущества за пределами Евразии или какой-либо формы экономического доминирования». Не был таким серьезным конкурентом и СССР, чье влияние в мире ограничивалось Восточной Европой. Таким образом, анализ истории взлета и падения всего шести держав должен дать ответ на вопрос о движущих силах всемирной гегемонии.
В отличие от сторонников экономических, демографических или геополитических теорий, Лахман первоочередное внимание уделяет внутренним, а не внешним причинам возвышения и ослабления гегемонов. Ключом к разгадке он считает внутреннее взаимодействие элит каждой из держав. «Империи используют свое могущество для извлечения ресурсов из собственных колоний и зависимых территорий», тем самым изменяя их социальные структуры. Но со временем колониальное господство и приносимые им выгоды меняют и сами имперские метрополии. Таким образом, гегемонизм трансформирует социальную и элитную структуру и колоний, и метрополий. Возникают новые элитные конфликты и структурные изменения.
«Элиты создают империи, а империи создают новые элиты и меняют структуру отношений между старыми и новыми элитами». Значит, нужно установить «причинные связи между элитным конфликтом, структурой элит и классовыми отношениями», специфичные для каждой конкретной державы. Сами элиты автор определяет как «группы наделенных властью людей, составляющих особый организационный аппарат», способный изымать ресурсы у всех остальных. Подобно правящим классам, они существуют за счет эксплуатации производящих классов. Но есть два отличия: принципиально конкурентные отношения между различными элитами и зависимость успеха элит в преследовании своих целей как от межклассовых, так и от межэлитных отношений. Когда структура этих отношений меняется — меняются и возможности отдельных элит.
Разрешение межэлитных конфликтов создает государственные институты, а они уже образуют империи. Сила этих институтов зависит от конкретной элитной конфигурации. Таким образом, «ошибочно рассматривать государства или империи как нечто единое и функционирующее под водительством отдельно взятого правителя или элиты». Они всегда — плод межэлитной и межклассовой борьбы и компромиссов.
В отличие от древности, элиты Нового — капиталистического — времени гораздо более разнообразны. К земельной аристократии и военачальникам в этот период добавляются капиталисты и госчиновники. Количество элит, их локация и отношения между ними — три главных фактора, определяющих конкретную элитную конфигурацию и ее успешность или неудачливость в имперском строительстве.
Лахман формирует свою типологию империй, фокусируясь на структуре отношений между элитами метрополий и колоний. Высокая автономия колонистов и их сильное влияние на политику и экономику метрополий не дает империи возможности развиться в гегемонию (таковы примеры Испании и королевской Франции). Низкая автономия и слабое влияние колоний на метрополии — альтернативный тип неэффективной и недолговечной империи (Наполеон и нацистская Германия). Высокая автономия колоний при их слабом влиянии на метрополию характерна для империй древности.
Все три империи, ставшие мировыми гегемонами, относятся к четвертому типу, сочетая низкую автономию колониальных элит с их высоким влиянием на метрополии. Именно такая конфигурация позволяет успешно консолидировать ресурсы империи и использовать их для создания и поддержания мировой гегемонии. Ее разложение, в свою очередь, подрывает гегемонию и дает шанс ее конкурентам вырваться вперед.
Как же получается, что со временем гегемонизм начинает действовать против его создателей и бенефициаров? В какой-то момент, в условиях растущей внешней конкуренции — военной, экономической и технологической — гегемоническим элитам приходится пересмотреть свои альянсы и поступиться частью монопольных прибылей. Но сделать обычно это не удается, так как элиты сосредоточены на извлечении прибылей из своего господствующего положения, не хотят ими делиться и в целом меняться. Гегемония рассыпается, но элиты отчасти сохраняют свои доходы. Как? Интегрируясь на финансовом, персональном и семейном уровнях с элитами нового гегемона. Именно поэтому борьба с ним не носит антагонистического характера и проходит сравнительно спокойно, постепенно, но неуклонно.
Так в свое время нисходящие голландские элиты разделили свою судьбу с восходящими британскими, пожертвовав ради этого гегемонией Нидерландов. Затем скорбный путь повторили британские элиты, отказавшись реформировать свою империю в конце XIX века, что повлекло за собой ее демонтаж после двух мировых войн. Теперь мы наблюдаем аналогичный процесс в США. Их упадок, как показывает Лахман, необратим, их проблемы принципиально нерешаемы, их гегемония быстро распадается. Ждем нового гегемона?