Новый Свет, колонизированный европейцами примерно в одно время (XVI-XVII века), сегодня живет как бы в двух мирах: Северная Америка — в Первом, Латинская — в Третьем и отчасти во Втором (Первый мир, напомним, представляет собой полюс богатства и развития, Третий — полюс нищеты и отсталости, а Второй колеблется между ними, противоречиво сочетая различные черты Первого и Второго). Различия в направлении и темпах развития стали накапливаться в первой половине XIX века, после серии победоносных революций, освободивших континент от испанского колониализма. Сегодня эти различия, несмотря на общемировые успехи в технологическом развитии, цифровизации и глобализации, не стираются, а продолжают расти. Но почему одна Америка переживает преждевременный упадок, тогда как другая наслаждается расцветом жизненных сил? Ведь Латинская Америка обладает богатой культурой, создала замечательные произведения искусства — но она поражена социальными и экономическими недугами, в то время как США являются мировым гегемоном. Налицо устойчивое отставание в социальном и политическом развитии. Почему же латиноамериканцам регулярно «не везет»? В чем дело — в культурных различиях, «зависимости от пути» или в эксплуатации Юга Севером? И почему Латинская Америка не смогла повторить «прыжок азиатских тигров» — Кореи, Тайваня, Таиланда и др., которые во второй половине XX века из ужасающей бедности поднялись к обществу среднего достатка и продолжают успешно развиваться? Вопрос непраздный для России, которая после распада СССР реинтегрировалась в мировую капиталистическую систему на правах «бедного родственника» и безуспешно продолжает искать свой путь к быстрому экономическому росту.
Свои ответы на эти вопросы в 2008 г. попытался дать коллектив северо- и латиноамериканских профессоров истории, политологии, социологии и экономики под руководством знаменитого Фрэнсиса Фукуямы. Взгляды авторов сборника различаются, как и глубина их подходов (и здесь, увы, тоже проявляется отставание: в среднем материалы южноамериканцев сильно проигрывают по качеству творчества их северных соседей). Так, сам Фукуяма обращает внимание, что отставание Латинской Америки сформировалось между 1820 и 1870 годами, когда освобождение от колониального господства обернулось ограничением доступа к ряду технологий и распадом таможенного союза, а это уже привело к экономическому застою и порабощению континента со стороны английского и, позднее, американского торгового капитала. Затем, по мере вступления континента в эпоху капиталистической индустриализации, наступил долгий шестидесятилетний период быстрого развития и связанных с этим социальных перемен; отставание стало сокращаться. Все закончилось срывом из-за Великой Депрессии и Второй мировой войны, но после них была еще примерно четверть века быстрого роста в парадигме «теории развития» (импортозамещение, государственный капитализм и т.п). Эту модель подорвал нефтяной кризис 1970-х годов и окончательно добил долговой кризис 1980-х. После этого Латинской Америке пришлось перейти на рельсы «вашингтонского консенсуса» — неолиберальной экономической политики, что дало хороший импульс экономике многих стран, которые оказались в состоянии разделить глобализационный и технологический прорыв 1990-2000-х годов.
Увы, современный рост оказался «недостаточным, чтобы поразить воображение». Мало того что не удалось сократить отставание от США, так еще и экономический бум неолиберального толка спровоцировал резкий рост неравенства. Латиноамериканской элите «недостало политической воли для того, чтобы начать делиться доходами от роста с собственным населением» — и это привело к вспышке левого популизма Уго Чавеса и др., вновь увеличившего отставание от США. Политические и юридические институты, признает автор, очень важны, но идеальных институтов не существует — они очень зависимы от политической культуры (а она в Латинской Америке не благоприятствует экономическому развитию) и социальной структуры. Хотя демократические политические институты создаются для смягчения социальных конфликтов (и в США этот принцип неплохо работает), острота таких конфликтов и глубина социального расслоения существенно ограничивают их эффективность (а это уже случай Латинской Америки). Политическая демократия не может быть долгосрочно успешной без вовлечения широких масс, но само это вовлечение, как показывает история континента, нередко ослабляет или даже разрушает демократические институты. Те же, кто отказывается от вовлечения, лишь закрепляют раскол общества, расслоение и неравенство — и в конечном счете оказываются неспособными ни на решительные реформы, ни на уверенное достижение социального консенсуса. Фукуяма видит «корни экономической несостоятельности… в социальном неравенстве, которое к тому же является источником политической нестабильности. Следовательно, необходим новый взгляд на социальную политику». Развитие региона тормозится архаичной социальной иерархией, которая воспроизводит дефицит хорошей образованной и конкурентоспособной рабочей силы и периодически прорывается популизмом — а он, увеличивая зависимость бедных от государства, тоже не создает стимулов к развитию.
Загадку проигрыша Латинской Америки восточноазиатским «тиграм», сумевшим, в отличие от неё, преодолеть критическое отставание от лидеров мировой капиталистической системы, раскрывает Джеймс Робинсон. Он склоняется к институционалистскому объяснению: худшие по сравнению с США институты объясняют, почему латиноамериканские рабочие имеют худшие технологии, а сами они хуже образованы и имеют худее здоровье. Различие в состоянии институтов наметилось еще в колониальные времена: в Северной Америке они по историческим и природным причинам сформировались как инклюзивные, в Латинской — как эксклюзивные, то есть исключительные и ограничивающие равенство. Олигархический характер местных властных режимов закрепился надолго (пример — 14 семей, контролировавших долгое время Сальвадор). Неэффективные экономические институты явились продуктами политического равновесия, иными словами — застойной олигархии, перераспределявшей в свою пользу доходы и блокировавшей попытки низших классов добиться доступа к разделу экономического «пирога». Непоследовательные перемены, включая революции, периодически приводили к вытеснению одной олигархии другой, но не выводили общество на путь модернизации. «Политическая нестабильность — это естественный продукт развития общества, в котором экономические институты гарантируют представителям политической власти всякого рода высокие выплаты и ренты». Сформировалось своего рода «неэффективное равновесие», и оно «стало источником огромных богатств для небольшой части населения». Такое обогащение породило систему «институтов, несовместимых с быстрым экономическим развитием и прогрессом». Восточноазиатские общества избежали такой «ловушки равновесия», латиноамериканские — попались в неё. Какой вариант развития событий лучше для нашей страны — вопрос риторический.
Политические причины латиноамериканской экономической отсталости рассматривает Адам Пшеворский. Институты, возникшие на континенте в результате деколонизации, представляли собой сделки или результаты побед и поражений отдельных вооруженных элит. Поэтому они с самого начала склонялись к исключительности, а не инклюзивности (как в США), и приобрели в основном олигархический характер. Политическое неравенство сосуществовало с экономическим, делая мирное объединение низших классов и их политическое вовлечение невозможным; как результат — постоянная политическая нестабильность. Экономика развивалась в те периоды, когда конфликты регулировались определенными правилами, пусть даже политическая субъектность наций была ограниченной (укоренившиеся олигархические республики наподобие режима Порфирио Диаса в Мексике конца XIX века). «Экономики росли, когда политическая сила защищала экономическую». Увы, политическое неравенство консервирует экономическое, а это «вызывает развитие перераспределительного синдрома и соответствующие ожидания и предчувствия, которые могут привести к политической инкорпорации масс. А поскольку ощущения и ожидания политической нестабильности дорого обходятся в экономическом смысле… политическое неравенство экономически неэффективно». Оно периодически подрывает экономическое развитие дестабилизирующими конфликтами по поводу неравного распределения доходов — что сто лет назад, что сегодня.