Два американца — гарвардский профессор и карьерный дипломат — в 1990-х годах написали книгу о том, как принимаются решения в сфере международной политики. И книга эта очень быстро стала классикой политического анализа. Её тема — Карибский кризис, ставший высшей точкой и переломным моментом холодной войны. Благодаря ему «обе страны глянули вниз с края ядерной пропасти и стали двигаться назад, к разрядке. Никогда после этого риск войны между ними не был столь огромен». Именно поэтому, заключают авторы, «понимание этого кризиса существенно важно для любого, кто серьезно изучает международные отношения». Они ставят по поводу кризиса три вопроса, которые считают ключевыми: «почему Советский Союз попытался разместить наступательные ракеты на Кубе? Почему Соединённые Штаты выбрали вариант ответить… блокадой Кубы? Почему Советский Союз решил вывести ракеты?»
Главная особенность книги в том, что эти вопросы и ответы на них рассматриваются не в одной, а сразу в трёх логиках, каждая из которых имеет право на существование и глубоко укоренена в политологическом анализе. Это логики «рационального игрока», «организационного поведения» и «правительственной политики (или политического торга)». В первом случае США и СССР рассматриваются как монолитные договаривающиеся/конфронтирующие субъекты. Условно говоря, Кеннеди представляет всю Америку, «играет» за неё, двигая белые фигуры на шахматной доске. Ему противостоит Хрущев, играющий за СССР. Понять, как они видят национальные интересы и приоритеты своих стран — значит разгадать игру! Такая модель анализа наиболее распространена, потому что наиболее проста — но, увы, она же и наименее эвристична. Она игнорирует сложную внутриполитическую и бюрократическую реальность, носит больше литературно-метафорический, чем аналитический характер и в силу этого скорее затрудняет понимание происходящего, чем облегчает его. Однако из-за своей простоты и интуитивности она используется почти повсеместно, и не только журналистами, но и аналитиками и историками. Авторы предметно указывают на провалы и ограничения модели «рационального игрока», используемой для понимания внешнеполитических решений, на примере Карибского кризиса.
Во второй модели анализа каждая из сторон представляется не монолитом, а скорее супермашиной, состоящей из различных компонентов (вооружённые силы, разведка, МИД и др.) и руководствующейся правилами и закономерностями организационного поведения. Доводы рациональности в этом случае отступают перед логикой действия большого и инерционного организационного механизма. Организационное поведение — интереснейший раздел социологии, который многое объясняет человеку, впервые столкнувшемуся со странными и внешне нелогичными действиями организаций. Логика в них есть, но это «логика уместности», а не логика результата. Иными словами, что бы там ни решали высшие руководители, «в поле» реально действуют многочисленные крупные организации, военные и гражданские, каждая со своей миссией, традицией, профессиональной этикой, своим набором шаблонов поведения и системой вознаграждения/наказания за (не)соответствующее им поведение своих сотрудников. Эти организации обладают широкой автономией даже в самой жёсткой административной системе (СССР, нацистской Германии), поэтому ход кризиса невозможно объяснить без постоянного и весьма своеобразного участия в нем целого ряда организаций с обеих сторон. Лихорадочные и малоэффективные попытки скоординировать их действия предпринимали на всем протяжении кризиса и Кеннеди, и Хрущев.
Наконец, в третьей модели анализа и советское, и американское руководство видится не монолитом или механизмом, а набором самостоятельных политических игроков, каждый из которых связан собственными обязательствами и преследует собственные цели. Так, с американской стороны авторы выделяют почти три десятка игроков, с советской — полтора десятка, причём все это — исключительно «вожди». На самом же деле в политическом торге по поводу принятия внешне- и военно-политических решений участвуют четыре типа (!) игроков: лидер; «вожди»; приближённые аппаратчики вождей; «индейцы» — обычные чиновники-исполнители. Не только каждый из игроков, но и каждый из указанных типов имеет собственное видение проблемы и отстаивает собственный подход к ее разрешению, во многом определяемый его местом в системе принятия решений, но сильно различающийся в зависимости от личной истории, бэкграунда, карьеры и амбиций того конкретного человека, который это место занимает. В этом контексте внутренняя политическая конкуренция между игроками, направленная на создание коалиций с целью принятия наименее неприемлемого решения, порой лучше объясняет ход и исход кризиса, чем соперничество между сверхдержавами. То, что со стороны выглядит как нерациональное решение США или СССР, чаще всего являет собой наиболее реалистичный компромисс между многочисленными игроками с каждой стороны.
Итак, три уровня, три среза, три модели объяснения происходящего в международной политике. Аллисон и Зеликов разбирают их «послойно», начиная с наиболее распространённой и популярной модели «рационального игрока». Результатом анализа применимости каждой модели становится понимание тех аспектов ситуации, которые эта модель объясняет удовлетворительно, и тех, которые она объяснить не может. Отсюда возникает необходимость заново проанализировать ситуацию через призму следующей модели анализа — и так по кругу. Авторы уверены, что только так — обнажив обычно скрытые модели анализа, и тщательно комбинируя их, — можно достичь глубокого понимания истинных причин и движущих сил международных кризисов. А значит, и повысить шансы на их предотвращение/успешное разрешение.