Рецензия опубликована в журнале «Историк» (№ 118, октябрь 2024 г.).
Триумф турбокапитализма 1990–2000-х годов породил множество прогнозов об упадке и скорой гибели государства. На смену ему предназначались региональные правительства, транснациональные корпорации, неправительственные организации и даже социальные сети. Однако череда великих кризисов, стартовавшая 11 сентября 2001 г. и продолжающаяся по сей день, ясно показывает: государство — живее всех живых! Никто из перечисленных акторов не способен составить ему конкуренцию, хотя навредить и ослабить его — вполне в силах. Отмирание государства, предсказанное еще Марксом, остается скорее пророчеством, чем эмпирически выявляемой тенденцией. В чем же секрет такой выдающейся жизнеспособности? Об этом — вышедшая в 2010 г. книга замечательного американского исторического социолога Ричарда Лахмана. Для него государство — это плод борьбы социальных сил и элитных группировок. Рассказ о нем — это история того, как «бесчисленные организации претендовали на все более сильную и разнообразную власть над всеми жителями определенной территории и как подданные и граждане давали отпор, либо ослабляя данную власть, либо осуществляя коллективную контрвласть». С этим в основном и связана политика: «Люди мобилизуются, чтобы повлиять на государственный курс и посредством выборов или при помощи насилия обрести контроль над государствами».
Еще 500 лет назад большая часть мира не знала государственности, полагает ученый. Он считает современные государства, в отличие от былых городов-государств, империй и племен, «недавним европейским творением, которое стало господствовать в мире одновременно с капитализмом». Государства, таким образом, это исторические конструкты, которые стали «пожалуй, самыми значительными в мире вместилищами власти и ресурсов». Почему же неолиберальные идеологи и пропагандисты так упорны в своем стремлении дезавуировать государство, объявив о его упадке и слабости перед лицом «технологических инноваций, глобальной экономики и универсального желания умножения материальных благ»? Псевдоинтеллектуальный консенсус, господствующий сейчас на Западе, утверждает: «Политики бессильны контролировать события, и граждане тоже. Выборы и выступления протеста фактически ничего не значат». На самом же деле все иначе! Мы имеем перед собой не более чем согласованную попытку обезоружить граждан, лишить их воли и силы выступать в защиту собственных интересов, используя для этого государство. Провозглашая его бессилие, неолибералы скрывают тот факт, что их спонсоры и заказчики сами весьма эффективно используют возможности государства самым корыстным и циничным способом, но отказывают в этом праве другим. Выбор оптимальной государственной политики есть и у граждан, и у чиновников! Демонстрации широты диапазона возможностей такого выбора и посвящена книга.
На самом деле в современном мире «слом государств — редкость». Будучи однажды основаны, они достигают постоянства, их границы меняются редко. «Революционеры, даже строя и реализуя замыслы разрушения государств, работают над тем, чтобы заменить эти ниспровергаемые государства новыми». Две главных угрозы государству — социальные революции и военные поражения. Обычно революция заканчивается, как только новое государство развивает свои организационные возможности до уровня, на котором становится возможным удовлетворение запросов мобилизованных революцией социальных сил. Несколько иначе проходили «бархатные революции» 1989–1991 гг. в социалистических странах: они не повысили, а снизили государственный потенциал в пользу частных сил в экономике и общественной сфере. Весьма опасны для государств антиколониальные революции: «колонизация оставляет после себя политическую дезорганизацию и слабые административные структуры». Новые национальные элиты обычно слишком слабы, чтобы их государство стало сильным. Помочь здесь могут продолжительные движения за независимость, такие, как Индийский или Африканский национальные конгрессы. Они «способны спаять из местных элит сплоченный национальный блок», который становится основой для укрепления потенциала нового государства. Худшая же альтернатива — «султанизм» в тех странах, где после беспроблемного мирного получения независимости правители смогли остаться у власти, опираясь на пассивность граждан, иностранную поддержку и подвергаясь иностранной эксплуатации. Таковы монархии Персидского залива или квазиреспублики Центральной Азии.
Другая причина краха государств — военные поражения. Они сказываются на государственном потенциале «главным образом через трансформацию внутренней политической динамики». Происходит мобилизация солдат-граждан, которые предъявляют расширенный запрос на социальные пособия и льготы. Часто поражение приводит к социальной революции (Россия, Китай и др.). Если же революции не происходит, это оборачивается для государства еще более пагубными последствиями — например, распадом, которым управляют иностранные державы с вооруженными силами в ближней зоне. Так, после Первой мировой войны державы-победительницы поощряли независимость государств, образовавшихся на развалинах Австро-Венгрии и Германской империи, чтобы предотвратить возрождение могущества Берлина и Вены. По итогам Второй мировой войны победители, напротив, решили сохранить побежденные государства, чтобы сделать их своими сателлитами в новой «холодной» войне. Югославия раскололась в 1991 году, когда Россия была слишком слаба, чтобы обеспечить сохранение сербского господства, а НАТО сделала ставку на раскольников. Усиление проигравшего государства путем его трансформации «из-под палки», под давлением победителя (случай послевоенных Японии и Германии), довольно редкий. Для него необходим конкретный интерес одной стороны и оптимальная конфигурация элит другой.
Обычно таких условий нет, и под сенью иностранной оккупации вместо процветающей ФРГ возникает недееспособные и разлагающиеся Южный Вьетнам и Ирак. И сейчас на планете есть места, откуда государство ушло довольно давно и нет признаков его скорого возвращения (Афганистан, Сомали и др.). Впрочем, крах государства «является крайним случаем, для которого требуются множественные причины: долгосрочное расстройство политических сетей и потенциалов классов к мобилизации из-за колониальной и постколониальной интервенции, экономическая слабость и эксплуатация, а затем войны, революции и гражданские войны могут добить ослабленные государства». Там, где это происходит, власть подхватывают локальные элиты, но современный социальный порядок они установить не в состоянии. Эти территории просто «выпадают из современности». Но это исключение, в основном же государства, считает Лахман, «будут становиться все мощнее, потому что они единственные организации, способные опекать экономическое развитие, предоставлять социальные пособия и оберегать своих граждан от хищнических иностранных инвесторов, равно как и от результатов экологических катастроф». Государства не станут слабее из-за влияния ТНК, они не впадут массово в анархию, но и не сольются в одно мировое правительство.