Мне звонил ВЦИОМ

Мы не потревожим Вас чаще, чем раз в полгода. Но если Вы не хотите, чтобы Вам звонил ВЦИОМ, укажите Ваш номер телефона и мы удалим его из базы обзвона.

Иногда недобросовестные компании представляются нашим именем. Вы можете проверить, действительно ли Вам звонил ВЦИОМ

Прошу удалить мой номер

Введите номер телефона, на который поступил звонок:

Укажите номер телефона

Хочу убедиться, что мне звонил ВЦИОМ

Введите номер телефона, на который поступил звонок, и email для связи с Вами:

Укажите номер телефона

Книжная зависимость

Доминик Моизи

17 августа 2021

Доминик Моизи

Геополитика эмоций. Как культуры страха, унижения и надежды трансформируют мир

Рецензент: Валерий Федоров
Выходные данные: М., 2010

«Смерть идеологии» в результате краха СССР и Восточного блока в конце 1980-х годов стимулировала у исследователей поиски альтернативной движущей силы международной политики. Для Сэмюэля Хантингтона, к примеру, такой силой стал «конфликт цивилизаций», коренящийся в неустранимых различиях в идентичности народов Востока и Запада и актуализирующийся в процессе глобализации. Французский политолог, ученик великого Раймона Арона Доминик Моизи одним из первых указал на особую роль эмоций в международных отношениях, строящихся на базе несходных идентичностей: «на смену идеологии в качестве движущей силы истории пришел поиск идентичности народами, неуверенными в том, кто они, каково их место в мире, каковы их надежды на осмысленное будущее. И в результате эмоции стали важны как никогда». Но не всякие эмоции, а только те, что строятся вокруг чувства уверенности в себе — именно она «имеет жизненно важное значение как для наций и цивилизаций, так и для отдельной личности, потому что она позволяет проецировать себя в будущее, реализовывать свои способности и даже преодолевать их пределы». Итак, мы имеем дело с попыткой «чувствами исследовать глобализацию», описывая её как «столкновение эмоций», а не «столкновение цивилизаций».

 

Эмоции, отражая степень уверенности общества в себе, влияют на «способность общества возродиться после кризиса, противостоять вызовам, приспособиться к меняющимся обстоятельствам». Они могут меняться, и это изменение носит циклический характер, причем циклы могут быть как длинными, так и короткими. В общем, «эмоции имеют значение. Они оказывают влияние на настроения народов, на отношения между культурами и на поведение наций». Автор сосредоточился на «трех первичных эмоциях: страхе, надежде и унижении». Все три тесно связаны с чувством уверенности в себе и часто определяют способность нации встречать критические вызовы. Так, страх — это «отсутствие уверенности в себе», причина того, что вы воспринимаете настоящее со страхом и ожидаете от будущего новых напастей. «Надежда, напротив, выражает уверенность; она основана на убеждении, что сегодня жизнь лучше, чем вчера, а завтра будет лучше, чем сегодня». Наконец, унижение — это «ущербное самоощущение тех, кто потерял надежду на будущее; если у вас нет надежды — в этом виноваты другие, которые плохо обращались с вами в прошлом». Резюмируя, надежда означает: «Я хочу это сделать, я могу и я сделаю это». Унижение говорит: «Я никогда не смогу этого сделать». Страх же взывает: «Господи, мир стал таким опасным; как я могу защититься от него?»

 

В современном мире культура надежды «связана с наделением человека экономической и общественной властью, и она обретается в основном на Востоке». Азия — прежде всего Индия и Китай — стремится «догнать и перегнать» Запад и исповедует исторический оптимизм. Уверенная в себе Азия не боится иностранного влияния и смело участвует в глобализации. Характерное для неё «сочетание экономического прогресса и политического застоя будет сохраняться до тех пор, пока господствует надежда, которая сегодня подразумевает прежде всего стремление к экономическому росту». Исключение — Япония, которую возвышение Индии и Китая заставляет «чувствовать себя уже не мостом между культурами, а беспородной дворняжкой, которую все забыли». Для Японии, этого небольшого западного анклава на Дальнем Востоке, больше характерна «западная» культура страха: «Страна не знает, какова её природа и куда ей идти. Она болезненно воспринимает тот факт, что Индия сумела оттеснить Японию с позиции главного дипломатического партнера Америки в Азии, а Китай стал главным экономическим партнером Америки и соперником Японии во всем мире». Япония все больше напоминает в этом отношении Европу, с которой «разделяет склонность к пессимизму, беспокойству и погруженности в себя». Итак, если в Японии надежда, правившая в 1960-1970-х годах, сдает позиции страху, то Азия в целом «из континента войн превратилась в континент надежды», основанной «не на великой мечте о мире и свободе во всем мире, а на простой мечте об устойчиво растущем материальном процветании».

 

Если вы чувствуете, что не способны управлять своей жизнью — значит, вами владеет культура унижения. Она «достигает высшей точки, когда вы убеждены в том, что Другой вторгся в частную сферу вашей жизни, сделав вас полностью зависимым». Унижение заставляет бояться Будущего и идеализировать «славное» Прошлое. Унижение способно при определенных условиях играть конструктивную роль: побуждать желание проявить себя, взять реванш, выиграть новую битву. Но для этого нации необходимо «окно возможностей, проблески надежды», иными словами — «минимум уверенности в себе и благоприятные обстоятельства». Унижение без надежды, наоборот, ведет к отчаянию и культивирует разрушительное чувство мести: «Я им покажу, что такое страдания!» Культура унижения сегодня охватывает основную часть арабо-мусульманского мира. Этот регион давно находится в упадке, вину за который возлагает на Запад и поддерживаемый им Израиль. В результате многочисленных поражений «культура унижения охватила все уровни исламского общества, от самых бедных до самых богатых, подверженных западному влиянию». Терроризм — лишь одно из проявлений этой культуры, защитная реакция на мощь Запада и глобализацию в форме вестернизации. «Экстремисты найдутся всегда, но сегодня их влияние в исламе основано на культуре унижения». Только слом этой культуры и её замена на культуру надежды способны обезопасить мир от мусульманского терроризма. Увы, достойной альтернативы ни среди богатых стран Персидского залива, ни в «европейском исламе» (ни, добавим, в странах, переживших «Арабскую Весну» — книга написана за пару лет до неё) пока не просматривается — а значит, арабо-мусульманский мир, болезненно переживающий своё унижение, будет оставаться источником угрозы для Запада.

 

Терроризм — не единственный страх Запада, эта часть мира в целом охвачена культурой страха. «Впервые за два столетия Запад не “заказывает музыку”. Восприятие нашей уязвимости и относительной потери центрального положения — вот подлинная причина кризиса нашей идентичности», — пишет французский политолог. Глобализация вышла из-под западного контроля, а потеря контроля над будущим генерирует страх за него. Страх же формирует «оборонительный рефлекс», который мешает взаимодействовать с миром Других — как внутри, так и вовне Запада. Он подрывает веру в демократию, подпитывая разочарование в её институтах. Более того, «культура страха сокращает качественный разрыв… между демократическими и недемократическими режимами», поскольку заставляет Запад нарушать собственные моральные и политические принципы. Страх «перед Другим, перед пришельцем, явившимся захватить нашу родину, подвергнуть опасности нашу идентичность, украсть нашу работу» пришёл на Запад задолго до терактов 11 сентября 2001 г. Европейцы и американцы, в 1989 г. праздновавшие падение Берлинской стены, сегодня сами хотят «выстроить новые стены, которые отгородили бы их от внешнего мира — от миллионов конкурентов, от тысяч иммигрантов, от сотен террористов». Они пытаются защититься от негативных последствий глобализации, которую сами же и принесли во все уголки мира. Страх подпитывается демографическим и иммиграционным кризисами: «”нас”слишком мало и мы слишком (сравнительно) богаты там, где живем. Чем больше мы нуждаемся в них <…>, тем сильнее мы отвергаем их эмоционально на культурных, религиозных и расовых основаниях». Растёт и страх попасть под власть недружественной внешней силы. Единственную надежду на преодоление страха Моизи возлагает на США — но только в случае, если им «удастся найти лидера, который сумеет проложить Америке и ее прежним мечтам и надеждам дорогу в мир XXI века». Как мы можем заключить спустя почти полтора десятилетия после выхода книги, пока это не удалось и вряд ли уже удастся.

 

Тематический каталог

Эксперты ВЦИОМ могут оценить стоимость исследования и ответить на все ваши вопросы.

С нами можно связаться по почте или по телефону: +7 495 748-08-07