Автор книги — один из лидеров институционального направления в российской экономической науке, декан экономического факультета МГУ, член Совета по правам человека при Президенте РФ, президент Института «Общественный договор», непременный участник разработки всех экономических программ и стратегий отечественного правительства. Институциональное направление в мировой экономической науке ведет свою родословную от Торстейна Веблена («Теория праздного класса»). Его крупнейший современный представитель — Дуглас Норт. В России идеи Норта и его единомышленников развивает Аузан. Его книга — упрощенное, лаконичное и афористичное изложение основных идей институционалистов в применении к реалиям современной России.
Институционалисты оппонируют традиционному для экономистов-рыночников взгляду на человека как на существо тотально рациональное и обладающее полнотой информации. Напротив, человек для них— это существо, имеющее простой алгоритм для решения самых разных вопросов. Это метод случайных испытаний и установления уровня притязаний (пример с выбором жены). Люди также склонны к оппортунистическому поведению, т.е. не обременены излишне моральными принципами. А поэтому в их отношениях возникают проблемы, которые можно решить только при помощи установления правил (пример с рынком подержанных машин). А работающие правила — это и есть институты. Государство тоже не обладает полнотой информацией. Само по себе понятие государства так же иллюзорно, как понятие народа. Государство — это узкая группа правителей, которые не только не всеведущи, но и склонны к оппортунистическому поведению, например, к отлыниванию. Надеяться на государство бессмысленно — надо создавать работающие правила, т.е. институты.
Благодаря им работает «координационный эффект»: институты — это предсказуемость. Правила диктуют поведение людей (пример с молодым банкиром). Установление правил может привести к тотальным изменениям в их жизни (пример с парижским универмагом). Каждое сообщество навязывает свой набор систем и знаков, и когда он начинает работать, это вызывает соответствующий спрос и соответствующее потребление. Если говорить о наказании за несоблюдение правил, то формальный институт создает для этого специальный аппарат (налоги). За соблюдением неформального института надзирает всё общество (пример с дуэлями). Результат? Издержки снижаются. Там, где вы усматриваете наличие правил, даже плохих, вы начинаете планировать (пример с рождением будущего солдата). Но если не считать законы обязательными к исполнению по причине их неправильности, не возникает координационного эффекта — нет предсказуемости — нет возможности планировать — и все живут сегодняшним днем.
Формальные институты и неформальные могут помогать друг другу, а могут — враждовать, могут снижать издержки, а могут их повышать. Большую роль в этом играют плохие законы: ошибки первого (ограниченная рациональность) и второго рода (оппортунистическое поведение). Слабость российского законодательства исторически воспроизводится, потому что отвечает коррупционным интересам бюрократии (взятки) и политическим интересам власти (страх наказания). Так как людям нужно выживать в условиях изначально враждебного законодательства, неформальные институты у нас заточены на противодействие формальным.
В книге Аузана много интересных сюжетов, важных для понимания экономической жизни. Например, типология того, как люди выбирают покупку: что они делают — сравнивают, оценивают, выбирают? Обычно нет. Есть всего четыре типа покупательской стратегии: покупать самое дорогое (демонстративное потребление); покупать самое дешевое; покупать то, что все покупают (присоединение к большинству); покупать то, что никто не покупает (снобизм). Ваша свобода воли при выборе покупки состоит всего лишь в том, что вы выбираете между этими несколькими принципами…
Размышляя над проблемами слабого экономического роста в современной России, Аузан обращается к опыту наиболее успешных экономик мира. Так, напоминает он, перед немецким и японским «экономическими чудами» в обществе произошли крупные изменения: резко выросли уровень взаимного доверия людей и масштабы общественной деятельности. А у нас за 90-е произошла обратная трансформация (по сравнению с 80-ми), сопровождавшаяся экономическим коллапсом. Это называется социальный капитал, т.е. наличие в обществе таких внутренних связей, которые помогают производить в больших объемах общественные блага. На ранних этапах общественного развития, чтобы производить общественные блага, используются преимущественно негативные селективные стимулы (пример американских профсоюзов и мафии). Затем в дело вступают позитивные стимулы. В России накоплен бондинговый социальный капитал, но практически нет бриджингового. Поэтому посредником между социальными группами становится государство. Без них все перегрызут друг другу глотки. Поэтому нам в России, считает автор, крайне важно (а) гармонизировать законодательство, (б) признать всеобщее взаимное недоверие, (в) научиться договариваться, а не молчать.