Один из лидеров «мир-системной» школы в экономике и исторической социологии, выходец из семьи швейцарских банкиров и американский профессор Джованни Арриги посвятил свою главную работу истории эволюции мировой капиталистической системы. Он строит свой подход на сопоставлении «территориалистских» (имперских и государственных) и капиталистических логик власти, представляя историю человечества в последние семьсот лет как продукт их сотрудничества и противоборства. Кроме государственных и экономических элит в этой картине присутствуют и социальные низы, но их роль ученый очерчивает очень скупо. Главными игроками для него являются государства и экономико-финансовые клики (капиталистические классы).
В отличие от господства, основанного на принуждении, гегемония есть культурная сила, способная представить собственный интерес гегемона как общий интерес людей, их групп и целых стран. Гегемония в международных отношениях никогда не строилась только на голой силе, ибо никогда силы не было достаточно для подчинения всех — одному. Так, голландская гегемония в XVII веке сформировалась как инфраструктура, образец и инструмент противодействия более слабых европейских наций испанской короне, пытавшейся создать мировую империю. Вместо мира-империи получилась капиталистическая мир-экономика, руководимая и направляемая Голландией. Затем, по мере подъема новых крупных наций, прежде всего Франции и Британии, голландская гегемония ослабла и уступила место британской. Та в свою очередь стала возможной благодаря политике «фритредерского империализма».
Прямо подчиняя и захватывая колонии где только можно, Британия в то же время в одностороннем порядке открыла свой внутренний рынок для товаров со всего света. Благодаря этому она обрела инструмент для управления всей мировой экономикой. Этот инструмент в сочетании с политикой поддержки глобального баланса сил между державами («европейский концерт») и альянса с космополитической финансовой олигархией позволил Британии эффективно управлять мировой системой. Британская экспансия, развивая мировой рынок, соответствовала не только британским национальным, но и общим мировым интересам, что укрепляло и поддерживало британскую гегемонию. Возникнув как объединение всех монархов, недовольных агрессией наполеоновской Франции, британская гегемония затем превратилась в объединение состоятельных граждан всех держав, заинтересованных в обогащении путем международной торговли и развития ориентированной на нее промышленности.
Итак, Британия стала двуединой — имперской и капиталистической — державой, соединив инструменты и институты древних территориалистских династических империй и новых капиталистических государств. Получая огромную дань от колоний, Лондон обращал ее в капитал, вкладываемый по всему миру, и тем самым превратился в мировой финансовый центр. Фунт стерлингов стал всемирной резервной валютой, а Лондон — родным домом для «финансовой олигархии — тесно связанных между собой космополитических финансистов». Их глобальные сети превратились в еще один инструмент «британского управления межгосударственной системой» (правители, делающие неугодные британцам шаги, тут же оказывались лишены международного кредита).
Кризис британской гегемонии стартовал в конце XIX века в связи с подъемом двух новых крупных держав — Германии и Америки. Преимуществом немцев было эффективное соединение науки, промышленности и армии, породившее мощный военно-промышленный комплекс. Однако в мировом рыночном кругообороте Германия осталась донором, а не бенефициаром. Ее дань Лондону как центру мировой торговли и финансов дополнялась данью Нью-Йорку в виде потоков капитала, рабочей силы и предпринимательских ресурсов. Рост немецкого ВПК не переходил в рост влияния Германии на мировой рынок. Именно поэтому Германия бросила военный вызов гегемону, значительно ослабила его в двух мировых войнах, но и сама в итоге рухнула и отказалась от амбиций.
Перезревший плод британской гегемонии упал в руки США. Их главным преимуществом стал гигантский масштаб экономики, сформировавшийся благодаря территориальной экспансии и протекционистской политике. Открывая просторы Американского Запада для капиталистического освоения, США запрещали импорт товаров, но благоприятствовали импорту капиталов, технологий, рабочих рук и предпринимательских талантов. Так они создали настоящий насос, высасывавший наиболее ценные элементы европейской экономики. Размер американского рынка превзошел британский уже к началу XX века. Другим преимуществом США стали низкие оборонные издержки — если империя Лондона требовала постоянно растущих расходов на защиту колоний, то защита «мирового острова» обходилась США кратно дешевле. Наконец, рост мировой торговли и включение в нее Азии симулировали перемещение торговых потоков от Атлантики к Тихому океану, что позволило США перехватить у Британии роль главного узла мировой торговли.
Американская гегемония отличалась от британской своим антиимпериализмом. Если британцы опирались на буржуазию всего мира, чье стремление к обогащению ставилось ими выше привилегий и амбиций династий и аристократий национальных государств, то американцы оперлись на стремление широких масс всего мира к нормальной жизни («широким потребительским возможностям»). Они поддержали и легализовали процесс деколонизации, быстро включая освобождающиеся народы бывших колоний в мировой рынок уже на новых принципах. Это не были принципы свободной торговли британского образца. Отказавшись от территориального империализма, американцы пошли вперед по пути создания институтов глобального управления. Мировая система была приспособлена американцами для включения в нее прежде бесправных незападных народов и широких масс населения на самом Западе. Национальные правительства были резко ограничены в своих суверенных правах, например, на ведение внешних войн и на подавление неугодных им требований и действий широких масс граждан. Мировые деньги перешли под контроль ФРС, действующей в тесном контакте с Центробанками нескольких важнейших союзных держав. Мировая торговля управлялась через механизмы ГАТТ (предшественницы ВТО), мировая политика — через ООН и НАТО.
В целом роль торговли в мировой экономике снизилась по сравнению с временами британской гегемонии. Главное значение получили прямые иностранные инвестиции, осуществляемые транснациональными корпорациями. До половины общего объема международной торговли превратилось во внутреннюю торговлю между национальными подразделениями транснациональных корпораций. ТНК стали новым весомым фактором, влияющим на политику всех правительств, включая американское. Таким образом, межгосударственная система при американской гегемонии санкционировала значительное ограничение национального суверенитета, включая власть правителей над своими подданными.
Внутренним механизмом мировой гегемонии Арриги считает «циклы накопления капитала». Если все государства-гегемоны капиталистической эпохи ориентировались как на образец и первоисточник на Венецию, то нетерриториальные деловые организации (такие как ТНК) ориентируются на Геную — впервые породившую широкую конфигурацию денежных потоков, не привязанных ни к какой конкретной территории, но при этом контролировавшую богатейшие и сильнейшие государства своего времени. Сформировавшаяся тогда международная финансовая олигархия была и останется верхним этажом мирового капитализма, всегда действующим по своим правилам.
Вкратце «системный цикл накопления» выглядит так: европейская мир-экономика осуществляет крупную материальную экспансию «посредством прокладки новых торговых маршрутов и задействования новых районов коммерческой эксплуатации». За ней следует этап финансовой экспансии, укрепляющей доминирование капитала над расширившейся мир-экономикой. Параллельно формируются силы-соперники, использующие противоречия и слабости существующего порядка для последующего восхождения к командным высотам мир-экономики. Обе фазы экспансии организует и возглавляет класс капиталистов, присваивающий наибольшие прибыли. Но если на первой фазе в среде капиталистов господствует кооперация (всем хватает места для роста и развития), то на второй конкуренция резко обостряется, становится антагонистической войной на взаимное уничтожение. Эта смена тенденции в середине цикла вызывает «сигнальный кризис», обозначающий исчерпание возможностей для вложений избыточного капитала в существующие материальные активы. Происходит переключение гегемонического класса с торговли и производства на финансовое посредничество и спекуляции. Именно этот, второй период обычно называют прекрасной эпохой. Затем наступает «терминальный кризис», знаменующий падение прежнего гегемона и замену его новым.
Первый системный цикл накопления капитала Арриги относит к XVI веку, когда сеть купцов и банкиров Генуи организовала финансовое обслуживание Испанской колониальной империи. Она превратила избыток капитала, сформировавшийся в Италии в результате интенсивного развития капиталистических городов-государств (от Милана до Венеции), в источник финансирования испанских военно-политических авантюр. Не серебро Нового Света, а прибыли итальянских купцов, трансформирование генуэзскими банкирами в займы короне давали испанцам средства на столетнюю войну за доминирование в Европе и мире. Открытый генуэзцами системный цикл накопления затем повторился трижды — руками голландских, британских и американских капиталистов.
Время, отведенное под полный цикл накопления, Арриги именует «долгим веком». Долгий XX век — это время четвертого, американского цикла, стартовавшего в начале XX века и завершающегося в наши дни. В межвоенный период крах британской гегемонии сменился восхождением американской, основанной на экспансии большого количества вертикально интегрированных компаний. Построенные благодаря освоению огромных континентальных пространств США, а затем поглотившие все зависимые от них переделы и сектора рынка, они устремились в транснациональную экспансию. Профинансировав «план Маршалла» и другие программы помощи и объявив СССР холодную войну, потребовавшую гигантских расходов на перевооружение, новый гегемон запустил фазу материальной экспансии (1948-1968). Западный мир благодаря этому осуществил невиданный скачок в развитии производства и общем процветании.
Затем в 1968-1973 гг. произошло очередное «переключение» — сигнальный кризис, обозначивший невозможность дальнейшей материальной экспансии. Усиление конкуренции со стороны восстановившихся Европы и Японии, рост издержек на зарплату и сырье обессмыслили дальнейшие вложения американского бизнеса в традиционные сферы хозяйства. Избыточные капиталы стали изыматься из торговли и промышленности и перебрасываться в финансовые спекуляции. Попытки американского правительства стимулировать собственную экономику привели лишь к долговой эскалации. И тогда Рейган сдался давлению международной финансовой олигархии, отказавшись поддерживать отечественную промышленность. Так запустилась фаза финансовой экспансии, о которой сегодня вспоминают как об очередной ушедшей «прекрасной эпохе» капитализма. И как всякая финанциализация, она нанесла смертельный удар по среднему классу Запада, резко увеличив неравенство — ведь от игры на финансовых рынках, в отличие от развития промышленности и торговли, могут получать выигрыш лишь самые богатые.
Теперь система движется к своему терминальному кризису, но ее преемник пока не виден. Наиболее вероятным претендентом на эту роль Арриги считал Японию (книга вышла в 1994 г., до начала многолетней стагнации в Японии и китайского «экономического чуда»). Эта страна тесно связана с США соглашениями политического обмена (силовая защита в обмен на экономическую поддержку) и не обладает значимым военным и государственным ресурсом, чтобы стать мировым гегемоном. Теоретически можно предположить вариант перезаключения такого союза на новых условиях, когда лидером в альянсе станет Япония. Другим вариантом видится создание глобальной империи на базе уже существующих органов международного управления (G7, МВФ, СБ ООН и др.). Третий сценарий предполагает гибель капиталистической системы в огне новой мировой войны из числа тех, что всегда сопровождали падение очередной гегемонии.
Другие рецензии Валерия Фёдорова можно прочесть в книге «Ума палата» (М., ВЦИОМ, 2023)